Миф, сознание, жизнь.
 

Феномен человека: современное прочтение

«Бытие определяет сознание». Так нас учили в эпоху официозного диамата и истмата, когда считалось, что труд создал человека и т.п. Освобождение от идеологического диктата ввело в открытый оборот философского, мировоззренческого осмысления массу накопленных специальных знаний, публично оперировать которыми, за рамками узких физико-математических и биологических дисциплин, ранее было запрещено, а потому опасно.

Когда искусственные ограничения были сняты, выяснилось, что ряд качеств, прежде называвшихся исключительными характеристиками человеческого рода, на самом деле к таковым не относится. Например, целенаправленно менять состояние экологической ниши или добывать себе пропитание и обустраивать жизненное пространство с помощью примитивных орудий труда, в том числе совершенствуя их, способно множество высших позвоночных. А инстинкт своего рода «производящего хозяйства» заложен в генетическом коде даже некоторых муравьёв. Эти и аналогичные им данные заставляют иначе отнестись к определению специфики формы жизни, присвоившей себе имя homo sapiens [см. Новиков, 1980].

Традиционно считалось, что понятие сознания можно применять к животным лишь крайне условно. Затем было опытно установлено, что они им всё-таки обладают. Тогда меньшим братьям поспешили отказать в абстрактном мышлении. Теперь наблюдения в дикой природе сняли и это ограничение. Сочувствие самке, потерявшей своего детёныша, выказывают члены той же группы у многих приматов. Гориллы горюют и даже плачут над своими покойниками иногда по нескольку дней, а оставляя их накрывают листьями, порой добавляя к этому и некоторое подобие ямки. «Погребальные ритуалы», включающие «хороводы» и присыпание пылью, зафиксировано также у слонов в случаях, когда особь падает в стаде. Выходит, минимум один, и важнейший (о жизни и смерти), класс абстрактных представлений не является эксклюзивно нашим свойством. О том же говорят и некоторые иные виды т.н. ритуального поведения у зверей. Немало их обладает также простейшим предвидением [см. Тинберген 1992; Карпинская, Никольский 1988].

Развитие науки нарушило стройную гипотезу происхождения человека по цепочке дриопитек → рамопитек → австралопитек → питекантроп → синантроп → неандерталец → прогрессивный неандерталец → кроманьонец (человек современного типа). Оказалось, что кроманьонец и неандерталец – отдельные ветви гоминид. У них нет общего предка, а связь каждого из них с синантропом и тем более его предшественниками тоже не находит достаточных доказательств. Выводы биологов на основе анализа ДНК подтверждают независимо от них полученные археологические результаты, существенно меняющие наши взгляды на хронологию обоих видов.

Долгое время думали, что кроманьонцу не более 40 тыс. лет. Раскопки на берегу Дона у села Костёнки в Воронежской области обнажили нижний слой кроманьонского поселения значительно глубже вулканического пласта, оставшегося после извержения, случившегося как раз около 4 десятков тысяч лет тому назад. Эти находки увеличили возраст кроманьонца почти вдвое – до 75 тыс. лет, когда, как полагали ранее, на Земле жили только неандертальцы.

Сделанные открытия имеют несколько последствий. Поскольку старые эволюционные построения не нашли подтверждения при углублении научного поиска, окончательно подрывается уверенность в том, что труд и всё, что с ним связано,– исключительное свойство человека, как такового. Ведь уже питекантроп пользовался ножами, свёрлами, скребками, ручными рубилами. В дополнение к тому синантроп не только использовал сосуды, но и умел обращаться с огнём. А оба они не имеют к нам строгого отношения.

Во-вторых, неандерталец, не говоря уж об остальном, применял и весьма сложный погребальный обряд [ср. ко всему антропогенезу Лоренц 1971; Поршнев 1974; Брей, Трамп 1990]. Так развитое сознание и начала культуры оказываются намного древнее собственно человеческой деятельности, идея – её воплощения людьми. Иначе говоря, сознание опережает бытие именно в философском понимании последнего явления. «Профессиональные» марксисты посрамлены тем, на что пытались неуклюже опереться,– эмпирической наукой.

Наконец, если совсем просто: сознание определяет бытие, а не наоборот. Иначе бы реклама и политические технологии были бы попросту бесполезны. Кроме того, ещё древние говорили, имея в виду каждого индивида, «каковы мысли, такова и жизнь». Затем эта максима была мощно развёрнута мировыми религиями. Ныне она подтверждается прогрессом психологии и психоанализа. Ими экспериментально установлено то, что человек интуитивно знал всегда: счастлив не тот, кто не терпит неудач (безбедной жизни просто не бывает), а тот, кто не теряет веру в себя. Наоборот, лузер – сначала состояние души, которое лишь потом влечёт за собой материальные последствия.

Самое яркое подтверждение тому даже не распространение профессий психоаналитика и психотерапевта, хотя сам взрывной рост их популярности говорит, что они, как и вера, реально приносят пользу тем, кто к ним обращается. Лучше всего это доказано наиболее известными success story. Например, Франклин Рузвельт в тяжёлых условиях Великой депрессии и личного недуга постоянно сталкивался с ошибками своей политики, но легко забывал о них, был динамичен и всегда открыт к следующим экспериментам. Банально, но кураж, мобильность и постоянная готовность к новому, то есть чисто духовные показатели, и суть главные факторы успеха.

Наука и религия

Современная физика рассматривает вакуум, как специальное состояние энергии. Полагают, что начало возникновению Вселенной положил спонтанный взрыв в так понимаемом вакууме энтропии (в данном случае – связанной энергии). Этот первовсплеск высвободил огромное количество энергии, в результате возникли «чёрные мини-дыры», где родились виртуальные частицы и излучение, следом появилось пространство/время и лишь затем – собственно материя (элементарные частицы и т.д.).

Благодаря закону сохранения энергии давно было известно, что её количество постоянно, что она лишь переходит из одного состояния в другое. Теперь получается, что из неё была произведена и материя в её классическом понимании [см. Вейнберг 1981; Пригожин, Стенгерс 1986; Новиков 1988; Пригожин, Стенгерс 1994].

Напротив, выражение «духовная энергия» в эру господства секуляризма, утилитаризма и релятивизма стало привычно рассматривать не более, как анахронизм, удобный в описании параметров личности. Но вот изучение физико-химических реакций, идущих в мозге, позволило измерять такую разновидность духовной (психической) энергии, как процесс мышления [см. Дельгадо 1971;]. Стало возможным переводить интеллектуальные импульсы в чисто электромагнитные, фиксировать их в цифровой форме и создать программу, используя которую можно писать на компьютере, сосредотачиваясь на букве из алфавита, выведенного на экран, и посылая машине по проводам мысленные сигналы, трансформируемые системой в текст [ср. Геллер 1991; Медоуз 1991].

Присутствие энергии в момент зарождения материи и способность перехода духовной энергии в физическую делает материалистическое мировоззрение такой же формой веры, как и религия. Ате-ист верит, что энергия – первичная форма существования материи, априорно признаваемой им единственной реальностью, но не имеет тому абсолютных доказательств. Точно также религиозный человек скажет, что энергия, или Свет,– это Бог, или Высший Дух/Абсолют философии. Он верит, что именно духовная энергия стоит в начале начал и творит материю, и только потом возможны обратные трансформации. Данные современной физики как будто более соответствуют второму взгляду.

Но поскольку в реальном мире энергия и материя постоянно меняются местами, как два состояния двуединого вещества, его первоначальное качество не поддаётся однозначному рациональному доказательству. Приходится признать, что материализм и позитивистская наука в своей основе не менее, хотя и не более, чем традиционная религия, опираются на веру [ср. Гейзенберг 1989].

Сила духа и состояние общества

Всё сказанное выше было нужно для того, чтобы показать, что современная наука утверждает первенство сознания в нашей жизни. Ведь таковое предсуществует человеку, а творение материи энергией, переход последней из психической (духовной) формы в физическую и связь энергии с информацией абсолютно реальны. Ergo, душевный (психологический) настрой человека, как директивный параметр его самочувствия и образа действий, имеет не только всем понятное субъективное измерение, но и вполне объективную природу. Божественную или материальную – как кому нравится.

То же и с обществом. Жизнь, как всегда, посмеялась над теми, кто думал, что постиг истину в конечной инстанции. Когда студентам вдалбливали «священную» цитату: идея, овладевшая массами, становится материальной силой, вряд ли многие задумывались над тем, что уже одна эта формула подрывает сами основы материалистического взгляда на мир. Так мог говорить только глубоко верующий человек. Кстати, ещё один аргумент в пользу того, что коммунизм не рациональная система, а религия.

Если многие представители старших поколений тоскуют по минувшему, то виной тому не одна их ушедшая молодость. В резонанс с нею попадает состояние энтузиазма, то есть высокого душевного и духовного подъёма, владевшее, несмотря ни на что, большинством соотечественников в 20-30е и послевоенные годы вплоть до полёта Гагарина в космос. Энтузиазм и силы вышли, а обещанного достатка большинство взамен них так и не получило. Что значительно усиливает эффект фрустрации. Оттого и ностальгия. Хочется вернуться в точку, где всё ещё если не было, то хотя бы казалось и верилось близким и достижимым.

Отвечая на запрос, власть бросилась его удовлетворять сугубо механическим и паразитарным способом: трансляцией старых фильмов и эстрады, в том числе в новом исполнении, военно-патриотиче-ским воспитанием, национализацией и т.д. Для врачевания моральных ран пенсионеров это годится. Для развития – нет.

Прошлое нации надо знать. Гордиться моментами её величия. Не забывать негатива. Не впадать в самодовольство и не захлёбываться в самоуничижении. Но нельзя жить, держа свои идеалы только в прошедшем. Постоянная апелляция к героике гражданской и Отечественной войн не спасла даже СССР. А ведь она была для него не только столь же органичной, как для современной России, но и совершенно и неизменно актуальной.

Попытки расширить число героев за счёт жертв большевизма, по сути правильные, из-за сомнительной у многих искренности раскаяния, формального исполнения, слабого информационного обеспечения и фактической половинчатости тоже не содействуют консолидации общества и укреплению его нравственного духа. А без них нам не придти к достойному будущему.

Конъюнктурная эксплуатация истории опасна тем, что при этом часто оперируют не реалиями, а химерами. И формируют неверные ориентиры, могущие окончательно сбить страну с нужного ей пути. В конце концов, дело не в том, что, несмотря на все перипетии, Российская Империя, а также Советский союз после индустриализации и Победы, были великими державами. Это было вторично. Было результатом того, что русское и советское соответственно общества имели высокую самооценку.

Следовательно, наша задача состоит не в том, чтобы вернуться куда бы то ни было назад. Нельзя забывать: если не быть осторожным, а в случае с прошлым это именно так, «мёртвый хватает живого». Всегда. Что действительно необходимо – сформировать настроение успешности у всего общества, опираясь на свои нынешние обстоятельства, обыгрывая собственные стабильные реакции, общественные установления и установки и открывая окна возможностей там, где могут скоро сыграть преимущества, заложенные в нас нашей культурой и предшествующим развитием. Тогда будут и масштабные достижения.

Конечно, есть процессы, которые некогда были прерваны и которые во имя будущего требуется довести до конца. Например, утверждение собственности, общественного самоуправления, независимого суда и политической системы и проч. Но вредно обращаться вспять машинально. Дважды не войдёшь и в одну реку. Когда-то отложенное можно завершить, лишь сообразуясь с новой обстановкой и врабатывая в уже существующий материал привнесённые ею элементы. Прежде надо упорно идти вперёд к ясной цели. А коли уж оборачиваться назад, то точно знать, зачем, и как это поможет общественному прогрессу. Иначе неизбежна авария.

При чём тут миф?

Благодаря публицистике, миф в массовом словоупотреблении стал антонимом действительности. Когда хотят сказать, что нечто (например, объяснение или образ) есть пустая выдумка, говорят: это миф. Начало такой эволюции понятия в эпоху Просвещения очевидно идёт от представлений о мифических (не найденных в природе) животных и т.д.

Однако, применение данного термина в бытовом значении в серьёзной аналитике весьма пагубно. Оно снижает как качество работы и выводов тех профессионалов, кто пользуется неточными концептами, так и дезориентирует потребителей их продукции. Торпедирует правильную формулировку стоящих перед обществом задач и их благополучную реализацию.

Ситуация напоминает давнее отношение к фантастике. Некогда ею называли в лучшем случае не более, чем забавную (тех же никогда не бывших существ посейчас по инерции именуют фантастическими) игру ума. Но её влияние на развитие позитивистской науки ХХ века заставило относиться к ней очень почтительно. Пора вернуть доброе имя и мифу.

Лучшее определение истинного смысла этого явления дано А.Ф.Лосевым [здесь и далее ко всему, что касается мифа и символа, см. Лосев 1976]. Согласно ему, если кратко, миф есть живая, творческая, непосредственно и целостно переживаемая подлинная и действенная реальность. Теория? Но многократно проверенный практикой опыт отлился у физиков в афоризм, который так любил повторять А.Д.Сахаров: нет ничего более прагматичного, чем хорошо разработанная теория.

Тем более, что в случае с мифом его теория содержит в себе заодно и описание всех средств, с помощью которых он взаимодействует с человеческим сознанием, и методов пользования этим инструментарием. Их эффективность была неоднократно эмпирически подтверждена психоанализом, нейропсихологией и нейролингвистикой и нашла себе прикладное применение в рекламных стратегиях и кампаниях всех категорий [см. Дельгадо 1971; Фрейд 1989; Геллер 1991; Юнг 1991].

Причина силы, неистребимости и плодотворности мифа в том, что он наиболее адекватен сознанию, как таковому. Давно установлено, что логика в нашем мировосприятии далеко не преобладает. Наши реакции комплексны. Они разом объединяют и рациональные, и иррациональные, и эмоциональные, и этические, и эстетические, и художественные впечатления. Так же слитно описывает действительность и миф. Более того, всё новое человек сначала пропускает через сердце и лишь потом начинает анализировать. Недаром герои Гомера рассуждали и чувствовали двумя органами – κραδία (отсюда – кардиология), то есть буквально грудобрюшной преградой, и печенью (влияние на настроение желчи отражено в выражениях «желчный», «меланхолия» и проч.).

Миф, как и религия, принадлежит к числу самых символически насыщенных феноменов. Символами оперирует и сознание. Это качество мышления постоянно стимулируется второй знаковой системой – языком. Ведь все языковые и речевые проявления – от звуков до образов – суть символы [см. Дельгадо 1971; дё Соссюр 1977]. Опыт доказывает, что благодаря этим своим свойствам символ не только отражает, но и сам формирует (вспомним соотношение сознание → бытие) действительность. Миф, проходя через сознание, творит саму жизнь.

Сочетание таких ведущих признаков сделало психику человека и миф взаимозависимыми величинами. В биосфере наиболее полный аналог их обоюдного влияния представлен т.н. мутуалами: парой организмов, которые не могут существовать друг без друга. Если почему-либо умирает один, то следом неизбежно погибает другой [см. Одум 1975; Новиков 1980]. Точно так миф не живёт вне мышления, но, со своей стороны, детерминирует индивидуальное и коллективное сознание и поведение, а значит, частные и общественные практики.

Поскольку же он даёт нераздельную картину окружающего мира в полном соответствии с заведомо интегральным восприятием своей среды человеком, миф и является самой живой реальностью. В этом, среди прочего, секрет успеха рекламы и политтехнологий.

Ограничения

В силу указанных причин демифологизация человеческого взгляда на свет в целом и политики, как его выражения, не просто бесперспективна. Демифологизировать и тот и другую можно, лишь полностью их разрушив.

Контрпродуктивно это не просто как всякий акт самоубийства. Бороться с мифами и мифологизацией, утверждать, что мифы всегда и во всем отвратительны и вредны, тем более стремиться устранить их из жизни, опасно потому, что гибельны не мифы, а их недоброкачественное содержание. И заданные ими неадекватные реакции, губительное поведение и ложное целеполагаение. «Неча на зеркало пенять …». Надо отсортировать ненужное и заменить его полезным.

Огромное количество мифов, которыми ныне живёт русское общество и власть, угрожают нашему будущему. Но отсюда вытекает только то, что взамен них следует сложить другие. Дело в качестве мотивов, постановок и установок, транслируемых мифами. Нужно не посыпать голову пеплом по поводу не устраивающих нас мифологем, а вытеснять их в общественном сознании перспективными образами. Выбирая исключительно те, что позитивно сработают именно на нашей ниве. Тут нет никакого «почвенничества».

Не всякая модель может прижиться в любой среде. Каждая нация формирует только для неё пригодные мифы. Апеллируя к тому, на что позитивно и активно реагирует менталитет именно данного народа, а не просто заимствуя то, что оправдало себя в иных обстоятельствах.

Например, важнейшим фактором консолидации японской, старой, нации служит преподавание в начальных классах мифологической истории государства. Начиная с божественности императора, прямого физического потомка верховной богини Аматерасу. Как если бы нашим школьникам давали, скажем, былины на уроках не литературы, но истории. И ничего: Япония живёт лучше нашего.

Но коли бы молодые США так буквально чтили традицию, то не потеснили бы в своём обществе расизм. Успехов в борьбе с сегрегацией за идеалы равенства они достигли, пропагандой возведя новаторскую в 60-е годы идеологию прав человека в степень мифа.

Поэтому и нам стоит внимательно отнестись к тому, на какие мифологемы действительно (а не по чьим-либо аберрациям) реагирует русское сознание, и как их можно использовать в строительстве эффективных мифов с тем, чтобы создать России более достойное будущее. У такого подхода есть не только масса внешних, вроде приведённых уже, подтверждений, но и солидная объективная база.

Физика, химия, биология, антропология, история и культура в целом предоставляют нам массу эмпирических данных о том, что всякий пришлый извне элемент ведёт себя в новой для себя системе иначе, чем в своей родной среде. Выживет он или нет, инициирует ли он трансформацию и глубина его благотворного воздействия на антураж, зависит от того, насколько и как быстро он сумеет адаптироваться в условиях, существовавших до его появления, чтобы затем произвести обратную модификацию – приспособить те к себе. Эта закономерность особенно ярко проявляет себя в сложных, открытых и неравновесных системах, к которым относится культура, общество, экономика.

В подобных обстоятельствах область применения принципа сведения сложных уравнений к простым ограничена [см. Шредингер 1972; Хакен 1980; Азимов 1983; Гейзенберг 1987; Краткий миг торжества 1989; Пригожин, Стенгерс 1994; Шелов-Коведяев 2005]. Всем этим необходимо руководствоваться, имея дело с мифами и оперируя ими.

От негатива к позитиву

Вместо этого у нас предпочитают взаимодействовать со сложными системами, как с простыми, и игнорировать, пренебрегая анализом подлинных причин неудач, особенности функционирования в обществе мифологем. И либо болезненно умиляться теми или иными мифами, либо их тотально отвергать. И то, и другое недопустимо. Ни одно общество не может жить без своей здоровой мифологии [см. Лосев 1976]. Её формирование – специальная задача. Чтобы её решить, с мифами надо работать. Попробую показать, как это в принципе возможно.

Легкомысленно отдав в 90е понятия русского, патриотизма и многое другое разным проходимцам, молодая демократия не создала ничего взамен. Это предопределило печальную участь реформаторских партий. Три юные жертвы августовского путча не стали национальными «святыми», никто не поощряет и трепетного отношения к триколору. А ведь кроме них, да ещё Конституции, за которую потому так и держится Путин, у институтов современной России никакой иной легитимной базы попросту нет.

Если не нравится стилистика, в какой теперь обсуждают державность, империю, традиции, духовность …, надо не гадливо отворачиваться, а предложить этим и многим иным символам свои понимание и вытекающие из него требования. Почему правым не трубить, что при Ельцине самым патриотичным было первое правительство Гайдара? Не будь его жёсткой монетарной политики, Россия расползлась бы вслед за СССР под натиском бартера, региональных денежных суррогатов и амбиций местных князьков. Вот и сформировать бы из этого миф. То есть живо, непосредственно и цельно переживаемую народом реальность – далее по тексту. Не думаю, что время для такого хода упущено окончательно.

Но и помимо того у темы патриотизма есть ракурс, который не поборет тот, кто не хочет видеть иных средств его возрождения, кроме военной героики и подготовки. Патриотизм не воспитать, если на уроках твердят о значении религии, истории и литературы, а за окном школы – запустение, убожество типовых проектов и никого не коробящие руины или аляповатые новоделы архивов, библиотек, музеев, театров, иных архитектурных шедевров и просто доброй старой застройки, церквей, усадеб да домов тех самых храбрецов и творцов, коих только что превозносили на все лады. Человеку надо видеть зримые подтверждения того, что ему есть, чем гордиться в своей истории. Что нация бережёт её немых и гласных свидетелей, помнит обо всём, всех и каждом. Так патриота растят в странах, что принято называть цивилизованными.

Доктриной патриотизма должно стать поклонение и уход за историческими городскими и сельскими ландшафтами. Не говорите, что снести старое дешевле, чем его реставрировать. Сделайте законами и практикой так, чтобы было дороже. Восстанавливайте и храните движимые и недвижимые памятники культуры. Найдите, назовите и упокойте всех павших до одного человека. Это создаст людей, уважающих себя, страну, её интересы, общее прошлое. И готовых биться за это с кем угодно, то есть патриотов. Заодно их души оттают, и квартиры для ветеранов найдутся, и пенсии им домой будут доставлять с поклоном. И «Зарница» не будет выпирать флюсом.

Данное понимание патриотического поведения и воспитания ещё и экономически выгодно. Ибо забота о наследии и его пропаганда вызовет всплеск внутреннего и иностранного туризма. А значит, развитие транспортной, гостиничной, полиграфической, образовательной, сервисной и т.д. инфраструктуры. Что потащит за собой индустрию сельского хозяйства и переработки, питания, строительства и строительных материалов, химии, рекламы и т.п. Это же – и новые технологии, и рабочие места, и жильё, и оптимизация доходов, улучшение демографической ситуации и закрепление граждан в провинции, малых и средних городах, на селе. Один, и сам собой притягательный «национальный проект» заменит пять плюс массу федеральных натужно стимулируемых и финансируемых программ, сделает расходование средств кардинально прозрачнее.

Радикалы утверждают, что русским человек является лишь по принципу крови. Не противопоставляя им своего мифа, разумные люди в первую голову виноваты в сползании страны к пропасти шовинизма. Ибо нам есть, что ответить. Русский – это не этническое происхождение, а культура. Известно, что уже в момент своего появления на арене истории славяне были метисами [см. Шелов-Коведяев 1991; 2005]. В дальнейшем сначала они, а потом и собственно великороссы включили в свой состав и абсорбировали в нём массу иноземцев – от скандинавов и западноевропейцев до тюрок и монголов и от семитов до кавказцев.

Культура сделала русскими не только Юсуповых, Лазаревых. Небольсиных, Мещерских, Грузинских, Нессельроде, Урусовых, Евреиновых или Черкасских, но и Дельвига, Тургенева, Мандельштама и Чаадаева точно также, как Бутлерова, Даля, Орбели, Бехтерева, Аксакова, Флоренского, Франка, Флоровского, Карамзина, Грабаря и многих других. Когда Гершензона, выпускавшего как сочинения классиков русской литературы, так и Еврейскую Энциклопедию, спросили, кем он себя считает, он ответил: когда я выступаю, как издатель, деловой человек, публицист и общественный деятель, я – русский, как верующий и сын своих родителей я иудей (излишне напоминать, что нерелигиозный человек не считался тогда евреем ни общиной, ни внешним миром). Остзейский барон лютеранин генерал Кауфман завещал: похороните меня в Ташкенте, ибо это настоящая русская земля, в которую не стыдно лечь русскому человеку [см. Шелов-Коведяев 2005; 2006]. Таков подлинный русский диапазон и менталитет.

Тут нужно объединение всех, кто разделяет подобные взгляды и хочет отвести от нации нависающую угрозу нацизма. Митрополит Кирилл ещё два года назад произнёс на заседании IX Всемирного русского народного собора: русский народ всегда был полиэтничен и многоконфессионален [см. Форум 2006]. И повторил это на пленаре XI Собора в марте 2007-го. А либералы, вместо того, чтобы взять его себе в союзники хотя бы по этому пункту, продолжают вязнуть в претензиях к нему. Хочу напомнить, что подобная слепота и разобщённость в своё время привели в Германии к власти Гитлера.

Перекодировка

Вредно брезговать конструктивно обсуждать империю, державу и прочее, что вызывает мощный положительный отклик в умах большинства граждан. А полезно – создавать на том же материале в противовес ложным мифам верные и замещать ими ошибочные.

Империю отличает не мощь сама по себе и не то, что её все слушаются. Это бывает и с государствами других организационных форм. Стержневая идея любой империи – глобальная (в соответствии с представлениями каждой эпохи) ответственность: народы приглашаются наслаждаться благоденствием и миром под её защитой. Для этого империя не навязывает никакой идеологии, кроме уважения её статуса, и никаких институтов, кроме военной, полицейской и фискальной сфер. Это и придаёт ей привлекательность, которая, в свою очередь, обеспечивает ей интегрирующее притяжение и идеологическое обоснование неизбежного ей подчинения.

По всем этим показателям СССР империей не был, отчего его план мирового господства и пошёл прахом. США – были, да все вышли после размывания ответственности и насаждения произвольной модели демократии и прав человека в Афганистане и Ираке.

Поэтому прежде, чем говорить о реставрации в России Империи, надо ответить на вопрос: готовы ли мы – солидарно и каждый в отдельности – брать на себя ответственность за тех, кого называют её объектами? Причём не «вообще», а за каждую живую душу туркмена, грузина, украинца, поляка и др., проживающего в бывших республиках или восточном блоке. Если да, то допустимо обговаривать параметры проекта.

Но судя по тому, как относятся в нашей стране не только к трудовым мигрантам и иностранным студентам, но и к собственным соотечественникам-беженцам из СНГ, общество к такому повороту совершенно пока не готово. А тогда какая империя?

Вот какое видение предмета надо внушать отечественной аудитории. Хотя бы потому, что оно говорит об ответственности, традиционное для нас понимание которой необходимо вернуть в головы, травмированные советским разгильдяйством.

Державу определяет не просто уважение. Уважают в мире многих и без державной стати. Положение державы обязывает. Чтобы нацию признали в данном качестве, мало помочь людям обеспечить себе достойную жизнь и следить, чтобы её уровень реально рос быстрым темпом, хотя и до этого пока далеко.

Нам потребуется содержать в чистоте и красоте памятники и кладбища. Газифицировать скорее объявленных сроков 100% своих просторов прежде, чем продолжить покупать газовые сети и бензозаправки за границей. Взять всё русское за рубежом – школы, общества, некрополи, музеи – на своё обеспечение. Вывести образование и науку у себя в мировые лидеры, чтобы ехали учиться сюда, на русском языке и по русским методикам, а не наоборот. Сделать русские гимназии и ВУЗы в СНГ и Прибалтике самыми престижными.

Вот это будет держава. Все захотят в ней жить, и будут относиться к ней с почтением. Да и понимать лучше, выучившись у нас. Чем не продуктивный миф?

Пока же на реставрацию дома, построенного в Петергофе самим Петром I, денег в количестве $ 2 млн. не находится, а на миллиардные покупки госкомпаниями иностранных бизнесов и не только – хоть отбавляй, то уважения нам не дождаться. В приличном обществе давно принято сначала обеспечить своих, и лишь потом строить планетарные планы. Тех же, кто реализует их за счёт ограничений собственных граждан, там заслуженно считают дикарями.

Соборность в понимании русских религиозных философов предвосхищает самые инновационные взгляды на глобализацию. Ибо трактуется ими [см., например, Соловьёв 1994] как грядущее единение мира, сохраняющее и даже способствующее прогрессу его цивилизационного многообразия. Разве может не нравиться, что в связи с этим они видели особую ответственность России за будущее мироустройство? Ведь именно вменяемой заботы о благополучии и самих себя, и планеты в целом нам как раз сейчас и не хватает.

На самом деле

У нас есть собственные давние и богатые традиции демократии и правовых отношений общества с властью. Представительное вече до и после монголов было не в одних Новгороде и Пскове, но всех городах, чья история известна достаточно детально: Смоленске, Киеве, Суздале, Ростове, Владимире, Рязани, Твери и других. Совершенно особым было взаимодействие посада и государя на Москве. Хорошо документирована история сословных Соборов. Линия местного самоуправления, видоизменяясь, вообще никогда не прерывалась. И так далее [см. Петрухин 2005; Карацуба и др. 2005; Беляев 2005]. Всё это нужно убедительно и ярко впечатать в массовое сознание.

Право на Руси звалось правдой (отсюда названия кодексов: Русская Правда и т.д.). И когда простой люд говорил «не по закону (новое, неизвестное ещё ему слово – Ф.Ш.-К) суди нас, а по правде», то имел в виду не т.н. понятия, а как раз правовые нормы. Точно так же договор обозначался словом ряд (ср. рядиться и т.п.). Приглашённый обществом на стол князь заключал с ним договор, в соответствии с которым, а именно, по ряду, и был обязан править. Таким образом, порядок в исконном значении слова означает следование договору. Оттого и обычное в русском менталитете уважение порядка, да не полицейщины (если внимательно проанализировать всю без исключения нашу историю, ту всегда отторгали), но, наоборот, договорных отношений (ср. слово купца; поговорим порядком и проч. в рутинной стилистике до 1917 года) [см. ко всему Даль 1999]. Пришло время возвращать фундаментальным фактам языка их истинный смысл.

Точно также не стоит удивляться вслед за Жозефом дё Местром, что в России занимаемая человеком должность уважалась больше древности его рода. Основная обязанность любой элиты есть служение. Во Франции времён графа об этом основательно забыли и получили революцию. У нас же, несмотря на указ Екатерины о воль-ности дворянской, помнили. Вся русская литература пронизана этим мотивом, начиная с первых церковных наставлений и княжеских поучений своим наследникам [см. Ключевский 1988]. Не зря на пике популярности Пушкин столь страстно жаждал чина: за малым не больше, чем славы. Настоящей службой считалась военная: официально будучи государевой, она выполняла защитную функцию во благо всего общества.

В основе русского чинопочитания лежит тем самым не низкопоклонство (хотя не обошлось и без его вторичной роли), а добросовестное почтение в ответ на честное служение социуму. Власть, которая блюдёт наши интересы, пользуется непременным одобрением. И наоборот. Следует не разрушать этот очень полезный стереотип национальной ментальности, а заставить правительство действительно скрупулёзно исполнять свою главную обязанность.

Традиционная православная духовность обнимает не только важнейшие нравственные категории взаимопомощи, милосердия и сострадания, которые делают ксенофобию совершенно чужеродным, а потому особенно опасным явлением в современной русской обстановке. Не менее подробно разработана в ней тема обязательных солидарности и трудолюбия, спасения трудом и благословенности результатов, в том числе достатка, нажитых честной работой [Булгаков 1903]. Поэтому, когда нас призывают припасть к корням, надо, не превращая Макса Вебера в икону, соглашаться, но тут же настаивать на возвращении к подлинной ортодоксальной этике, которая ничуть не отличается тут от протестантской. Ничем. Кроме того, что включает в себя ещё и наиболее актуальную ныне толерантность.

Организующим стержнем этих качеств в русской душе служит совесть. Благодаря ей, ценность человеческой жизни, как и во всей авраамической традиции, всегда держалась у нас высоко. Русские полководцы относились к ней очень серьёзно. В чём убеждает сопоставление потерь Суворова, Кутузова, Ушакова, Нахимова и их противников. Отсутствие техники безопасности и гибель рабочих на производстве была обычным делом во всей Европе ещё и в XIX веке. Однако, современники осуждали уже Грозного и Петра именно за то, что они спокойно губили чужие души ради достижения цели [см. Соловьёв 1984].

Лить кровь, как водицу, стало общим правилом лишь в советское время. Поскольку большинство критиков России иной реальности никогда не знали ни прямо, ни косвенно, доминирует впечатление, что безобразное отношение к людям у нас было всегда. Это не так. И здесь возвращение к наследию будет весьма плодотворным.

Одно из самых распространённых заблуждений среди лиц самых разных убеждений – о неизбывном коллективизме русского характера. На самом деле, и это сразу замечают, погружаясь в нашу жизнь, все иностранцы, мы большие индивидуалисты, чем остальные европейцы. Что очень легко проверяется: мы значительно труднее образуем группы, чем к тому привыкли в развитых демократиях. По-видимому, тут есть недооценённый пока ресурс развития отечественного бизнеса. Что касается общинной собственности, то, не вдаваясь в детали этого значительно более сложного, чем принято считать, явления, замечу, что многие земельные угодья и сегодня находятся, например, в Британии в собственности общин.

И сознание русское совсем не так внушаемо, как кажется многим. Недаром до сих пор реклама влияет у нас на поведение потребителя значительно слабее, чем рассчитывают рекламодатели. Американское, к примеру, общество куда более подвержено манипуляции. Достаточно упомянуть, что 25-30 дет назад идеалом мужского поведения там был плейбой: любитель виски, курильщик и ловелас, а в 90е – уже некурящий трезвенник, скромно пребывающий в тени своей гиперактивной супруги и не смеющий даже смотреть в сторону другой женщины. Понятно, почему в США так боялись коммунистической идеологии. Если за 15-20 лет удалось на 180◦ развернуть нацию в столь деликатной сфере, она потенциально вполне способна всерьёз построить и коммунистического монстра.

В последнее время стало модно с разных сторон культивировать в обществе психологию жертвы. То ли холодной войны, то ли собственного альтруизма (якобы Россия всегда жертвовала собою ради посторонних ей интересов прочих европейцев). Что касается первого, то мы сами победили собственный тоталитаризм (воздействие на нас западной пропаганды в этом сильно преувеличено) и заодно даровали свободу другим народам СССР и Восточной Европы. А что касается Запада, то мы же освободили его от самой тяжёлой зависимости – его собственного страха перед нами. Не вижу, почему мы должны считать себя побеждёнными.

Если нас победили, то что мы потеряли? Становится всё более очевидным, как я и писал более десяти лет назад, что все так называемые утраты оказались временными трудностями. Более того, мы как всегда самостоятельно встаём на ноги. А это по силам только победителю. Если Запад нас победил, то где его выигрыш? Проблемы у евроатлантического сообщества только нарастают.

О втором тезисе и говорить долго не хочется. Если Россия не смогла воспользоваться плодами Великой войны, то исключительно по своей воле соблазнившись большевиками. В остальном же только за последние три века – весь XVIII мы активно наращивали вес и свои территории в Европе, после 1812-го 42 года были её «жандармом», с пореформенной поры были там очень авторитетны, а по итогам Второй мировой делили с американцами весь мир. Жертвенностью тут как-то не пахнет.

С оптимизмом

В целом же наши люди едва ли не самые успешные в обозримой ретроспективе. В конце концов, несмотря на то, что мы сами с собой сотворили в ХХ столетии, мы всё ещё здесь. Любому другому народу хватило бы и десятой части пережитого, чтобы тридцать раз и ещё три сгинуть без следа. А у нас ещё хватает пороху в одиночку выходить из прорыва.

Господь решил второй раз испытать нас энергоносителями. Но мы таки кое-чему научились на опыте прошлых высоких цен. Рачительно распоряжаемся заработанным. С трудом, а разворачиваемся в правильном направлении. Не будь нефти и газа, быстрее отмерили бы больше свободы частному бизнесу, не переувлеклись концентрацией, занялись современными секторами экономики и снизили на них нагрузку. Но позитивный тренд всё же налицо.

Сейчас, дабы хорошие стартовые условия и правильные тенденции не пропали втуне, надо осознать, что главным локомотивом мирового развития стали культура, наука, образование именно в самом широком их понимании. Лучший пример тому – Китай, где залогом успеха стали, прежде всего, его не прикладные, а фундаментальные культурные черты – сложное сочетание конфуцианских установок на рациональное образование, интеллектуальный прогресс, социальную ответственность и развитие с даосистско-буддистскими идеалами интуиции, неделания, материального самоограничения [см. Шелов-Коведяев 2005].

Коли целостность оценок и действий вышла на первое место, то издавна присущие нам универсальность образования и науки, парадигмальность знаний суть ныне наши требующие приоритетных вложений главные конкурентные преимущества. И условие будущего лидерства. Надо только перестать морочить самих себя тем, что мы отродясь этакие непрагматичные романтики и мечтатели, что в этом якобы квинтэссенция нашей культуры, которую ни в коем случае нельзя расплескать.

Русское сознание не просто имеет комплексный и вселенский характер. Оно, как и у китайца, что само по себе достаточно редко, сбалансированно двуполушарное. Один из самых замечательных и наиболее образованный из поэтов Серебряного века, к тому же един-ственный учёный среди них, знаменитый и блистательный Вячеслав Иванов тонко выявил, отлично понял и точно вычеканил эти качества в стихотворении «Русский ум»: Он трезво мыслит о земле, / В мистической купаясь мгле. Лучшая дефиниция, если угодно, национальной натуры. Пора её понять и принять, как есть.

Такие мифы позитивно выстраивают наше сознание и, значит, жизнь. Что ещё нужно, чтобы, наконец воспрянув духом, всерьёз и ответственно заняться собственной судьбой и вырваться в мировые форварды?

 

 

Список цитируемой литературы

1. А.Азимов. Краткая история химии. М., 1983

2. Л.А.Беляев. Московская Русь. М., 2005

3. У.Брей, Д.Трамп. Археологический словарь. М., 1990

4. Сергий Булгаков. От марксизма к идеализму. СПб., 1903

5. С.Вейнберг. Первые три минуты. М., 1981

6. Всемирный русский народный Собор // Форум, 2006, № 36

7. В.Гейзенберг. Шаги за горизонт. М., 1987

8. В.Гейзенберг. Физика и философия: Часть и целое. М., 1989

9. У.Геллер. Моя история. М., 1991

10. В.И.Даль. Толковый словарь живого великорусского языка.

11. Х.Дельгадо. Мозг и сознание. М., 1971

12. И.В.Карацуба и др. Выбирая свою историю. М., 2005

13. Р.С.Карпинская, С.А.Никольский. Социобиология. М., 1988

14. В.О.Ключевский. Древнерусские Жития Святых. М.1988

15. Краткий миг торжества. М., 1989

16. К.Лоренц. Человек находит друга. М., 1971

17. А.Ф.Лосев. Проблема символа и реалистическое искусство.

18. Д.Медоуз и др. Пределы роста. М., 1991

19. Г.А.Новиков. Очерки истории экологии животных. Л., 1980

20. И.Д.Новиков. Как взорвалась вселенная. М., 1988

21. Ю.Одум. Основы экологии. М., 1975

22. В.Я.Петрухин. Древняя Русь. М., 2005

23. Б.Ф.Поршнев. О начале человеческой истории. М., 1974

24. И.Пригожин, И.Стенгерс. Порядок из хаоса. М., 1986

25. И.Пригожин, И.Стенгерс. Время, хаос, квант. М., 1994

26. В.С.Соловьёв. Соборность. М., 1994

27. С.М.Соловьёв. Публичные чтения о Петре Великом. М., 1984

28. Ф. дё Соссюр. Труды по языкознанию. М., 1977

29. Н.Тинберген. Социальное поведение животных. М., 1992

30. Ф.В.Шелов-Коведяев.Статьи «Плиний», «Тацит», «Птолемей»

31. Ф.В.Шелов-Коведяев. Введение в культурную антропологию.

32. Ф.В.Шелов-Коведяев. Мы, славяне // ЛГ, 2006, № 6

33. Э.Шредингер. Что такое жизнь? (С точки зрения физики). М., 1972

34. З.Фрейд. Психология бессознательного. М., 1989

35. Г.Хакен. Синергетика. М., 1980

36. К.-Г.Юнг. Архетип и символ. М., 1991