| |
* * *
Я с грустью думаю о том последнем дне,
Когда вы в гости явитесь ко мне –
Вдруг, без звонка и без предупрежденья –
В день моего последнего рожденья:
В день похорон моих. Кто встретит вас?
Всё те же вещи. И собака та же...
Войдете вы, не поднимая глаз
На всё вокруг. И друг на друга даже.
Вы будете печальны и тихи.
И будете доверчивы друг к другу.
И прозвучат последние стихи,
Как и любили прежде вы, – по кругу.
Вас всех соединит одна беда,
Куда бы вы потом не разбежались.
Но кто из вас оставит навсегда
Меня в душе своей? Какая жалость
Окажется сильнее всех смертей? –
Не ведаю того в душе своей.
* * *
Она играет на гитаре.
Поет забавные частушки.
Ей хочется побыть – гитаной
И не считать себя старушкой.
Но в час, когда ей очень худо,
Она придет ко мне с бутылкой,
Седые пряди на затылке
Поправит, назовет старухой
Себя, меня
И на гитаре
Такое грустное сыграет,
Что душу мучает крутая
Тоска и сердце обмирает...
* * *
Душа моя темна и жаждет света.
Как только утром небо озарится,
О, я опять тебя с престола свергну,
Беда моя, жестокая царица,
Любовь моя, коварная царица.
Как ясен день рассвета до заката!
И верю я, что ночь не повторится,
Так верю, что ни в чем не виновата,
Когда приходит вновь моя царица
И на престол свой, властная. Садится.
Ее усмешка так тонка и едка,
Так длинны непрозрачные ресницы,
Что вновь душа дрожит, как ветка,
Покинутая вспугнутою птицей...
И я смиряюсь пред своей царицей.
* * *
Ты будешь спать, Офелия, на дне
Моей глубокой памяти бессонной.
Ты будешь спать, как маленький ребенок,
И никогда не приходить ко мне.
Ты будешь спать в Шекспире и в реке,
В своей неслышной песенке бессвязной,
И в лилии, невинной и прекрасной,
Что, сорванной, дрожит в моей руке.
Ты будешь спать во сне и наяву,
И вновь поймешь, как раньше понимала:
Я никогда тебя не позову,
Чтоб ты меня в молитве поминала.
* * *
От такой болезни нет свободы.
И судьба – вовек неизлечима...
Ах, какие сумрачные годы
В четырех стенах она влачила!
Только вдруг поставила на карту
Всё. И порешила: “Будь что будет”.
Бог ее за это не накажет.
Человек за это не осудит.
Только – нет свободы от болезни.
И привычным – не бывает горе.
И душа, взлетевшая как песня,
Острой костью застревает в горле.
Потому что каждый, кто свободен,
Если даже он душе угоден, –
Причиняет – вольно иль невольно –
Столько горя, столько лютой боли...
* * *
|
