|
* * *
Адин сон
Ожоги дня, истомы и исходы,
жадней и обнажённей жала нет,
когда тревожно набухают всходы,
и красным устьем раскрывается рассвет,
и ночь бледнеет, медлит, бредит,
и милостыня слов щедрее по весне,
а я всё глажу чёрного медведя,
уснувшего у ног моих во сне.
* * *
О, ожиданье в камертоне переулка,
где трещины - как реки вдоль стены.
Как износилась музыкальная шкатулка,
как истончилось лезвие струны...
А в небе - ком, испарина, истома.
Наверно, так ломается камыш.
И дождь итожит мой побег из дома
и ставит галочки на жести крыш.
* * *
Ноябрь
Жест “дворников”, как вялый метроном,
стирает истекающий ноябрь.
Как по-другому думается мне,
привычно колесующей пространство,
о том, что изнутри обожжено
процентов сто доверчивого сердца,
о дыме без огня, угарном газе,
о странностях обратной тяги,
о волоске, соломинке... Без боли
сгорает все, и весело сгорать.
А где-то умозрительный кузнец
медлительно кует добавочные прутья
к решетке римских цифр, и сыпь дождя
все так же изъедает стекла,
и по странице книги на коленях
скользит сквозь строчки желтенькая тень
последних капель. Что-то неизбежно.
* * *
Переживу,
как переходят вброд
лесных ручьев холодные пороги,
как удила закусывая рот,
в неверность ила и камней ожоги
войду.
Вошла -
лимона узкий лист
зачем-то в этом севере зеленый:
весна, Россия слышатся как свист
из тетивы оборванного стона
мне душу распоровшая
стрела.
* * *
Как очертанья жизнь теряет,
когда наш поезд в скобках рифм
неторопливо повторяет
на стыках рельсов трудный ритм.
Так завершает вечер странный
готический разрез теней,
когда я зеркальцем карманным
ловлю верхушки тополей.
Дрожат и катятся с ладони
дома, деревья, провода,
и привередливые кони
в гравюрной плоскости пруда.
И круг от лампы отмеряет
бессонной бабочки полет,
и очертанья жизнь теряет,
и лапы ночь на стол кладет
* * *
Рождество
Фонарь раскручивает на полу
Свое веретено простое
И прорастает комната в углу
Мохнатой и тяжелой темнотою.
Лучи от проезжающих машин
Нащупывают тонкие границы
Стен, потолка, зеркал, картин...
Теней и света сломанные спицы
Неясные истории плетут
Про замки древние, и короля, и вора,
И мальчика уснувшего несут
По темному глухому коридору
С падением мешается полет,
Как странно никогда не просыпаться,
Ступить в полоску света как на плот,
Шептать в смолою пахнущие пальцы:
"Соль солона и леденеет лед,
Все минет, небо и земля прейдет..."
Внимать, и разуметь, и покоряться...
* * *
Лист Мёбиуса
Не торопись.
Мне город незнаком.
Уже дорога повернула дважды,
а я иду, как ночью,
босиком,
не открывая глаз,
на поводке у жажды.
Ты прав.
Конечно, я схожу с ума,
в блаженстве судороги краткой,
когда за этой спутанной изнанкой
мерещится другая сторона,
которой нет.
Я стягиваю плечи
той тонкой шалью (помнишь?)
из кулис
словечек, взглядов, пауз
нашей встречи.
Теперь не холодно.
Не торопись.
* * *
Уже я вольна
ибо цапельим танцем больна.
ночи лицо безмерно.
Мудро
вышагивает, вынашивает тишина
то, что внушу и вдохну утром.
Уже я - вода,
надо мной - ледяная слюда.
Прохожу, онемев,
вся - глаза
и ноздри.
Дерево теплится под рукой, когда
марево мое -
март мой раненый,
поздний...
* * *
Камелот
В такт с ходом теченья плывут облака,
под грудью рукою накрыта рука,
по лодке траурной и платью
рассыпались измятой гладью
цветы в четыре лепестка.
Но, как ни навязчива скорбная роль,
травой проросла уже зимняя соль:
идет, теплее дня в апреле,
с глазами цвета карамели
и в белом свитере король.
И строки, и реки уже - через край.
Вот вздрогнули губы и веки - встречай.
Я раньше так не просыпалась:
смотри, как солнце рассмеялось,
смотри, как лодка раскачалась -
ну, дай мне руку
дай же
дай.
* * *
Сказать еще? Ни быстрый бег времен,
Ни череда веков, ни бурный ветер,
Ни едкий дождь... Вдоль улицы как сон,
Смотреть, как молча умирает вечер,
Приходят кони с древними глазами -
Пар от ноздрей и пар от мокрых спин.
Пока туман плывет над фонарями,
Веди меня сквозь новогодний Рим,
Пока над городом раскрыла руки ночь,
Я буду ждать, как отзовется слово,
Я буду ждать, когда утихнет дождь,
Когда все кончится и все начнется снова.
* * *
|