* * *
Я был в пути, но я не знал,
во сне иль наяву.
Там серп луны прилежно жал
молочную траву.
В полях лежали облака.
Со стоном рос тростник.
Взлетала шумная река
на чёрный горный пик.
На той горе горел огонь
священного костра.
И мчался рысью красный конь
с полночи до утра.
Дымился светлый небосвод.
Спускались люди с гор.
И был подобен плеску вод
их странный разговор.
* * *
Перебирая каменные чётки,
Ручей в горах творил свою молитву.
И в бликах солнца, острых точно бритва,
Звучали согласованно и чётко
И северный холодный звук органа,
И западные струны клавесина,
И южный рокот барабана,
И тот – восточный голос муэдзина.
* * *
Есть буйных трав осенних немота.
Есть белый голос – талая вода.
Есть чёрный волос срезанной косы.
Есть призрачность холодная росы.
Но тогда и смерть человека
столь обычна, что вроде её и нет!...
* * *
по мотивам " Ши цзин" – «Книги Песен»
Утренний свет над водой пролетал,
белый туман к берегам отогнал.
Белый туман, ты побудь в камышах.
Юная девушка так хороша!
В речке вода и мягка, и тепла.
Юная девушка в речку вошла.
Белый клубится туман перед ней,
девушку скроет от взоров людей.
Гладкая кожа бела и нежна.
Взоров нескромных бояться должна.
С гибкой тростинкою схож её стан.
Гуще становится белый туман.
* * *
(опубликовано в журнале «Новый мир», 1998, №12)
На китайских картинах не горы,
а души гор,
не дерево с корнем кривым и серебристою кроной,
а дерева душа – печальна и стара,
не журчащий ручей с ключевою водой,
а играющая душа молодой воды.
Там душа человека с душою книги в руках
слушает душу музыки южного ветра.
Души китайских картин
хранят в особых футлярах,
сделанных мастерами
давно ушедших времён.
* * *
Ночь зажигает звёзд ритуальные числа.
Вещи лишаются красок, объёма и смысла.
Всё исчезает бесследно в дыхании чистом.
Тени вещей заполняют земные пределы.
Ждёт неудача сегодня зачатое дело.
Новой Луны поднимается тёмное тело.
* * *
В смутном чувстве рождаешься ты.
Звучащее слово, страшась наготы,
бежит в бормотанье и шёпот.
Художнику чудится варваров топот,
и кистью большою он прячет картину
в безумии пятен, сплетении линий.
Так хочется к людям иного наречья!
Но новой разлукой становится встреча.
Поскольку за тайной – не новая тайна,
а скучное знание, знание-майна.
И снова ты хочешь забыть и уйти,
и хочешь найти совершенство пути.
Забыты слова и заброшены кисти,
и гаснут огни относительных истин.
Но в сумерках жить невозможно душе,
и горек ей вкус абсолюта,
и манят её десять тысяч вещей
и радостный голос минуты.
Вот только сказать ты не можешь об этом,
и длинную речь мы с тобой затеваем...
Собаку мою – безудержную в лае –
считаю я самым великим поэтом!
* * *
Сады, где внизу текут реки (рай)
В этом сне наяву
бесконечно мгновение длится,
беспредельно раскрыто
в обе стороны времени.
В этом месте сошлись
все тропинки земли,
неба облачные пути,
и прямые дороги
благородных мужей.
Ничего не исчезло:
те же солнце и звёзды,
те же женские ласки,
те же шрамы на теле,
та же грязь в колее.
Ничего не осталось:
ни высоких мечтаний,
ни бездонных отчаяний.
Даже горе стало частью
обязательного счастья.
Даже радости безумие
отрешённей египетской мумии.
Над равниною светом наполненной
словно водоросли под волнами
на бессонных качелях вечности
качаются сны человеческие.
* * *
Жёлтые верблюды (ад)
Здесь конец – это снова начало.
А начало – начало конца.
Падая вверх, птица кричала,
рождённая не из яйца.
По кругу за тенью тень
врага преследует враг.
Здесь каждый стрелок – мишень.
А свет чернее,
чем мрак.
Твоя рука на плече
впереди идущего.
Обернётся – увидишь себя.
Позади идущего
рука на твоём плече.
Обернёшься – увидишь себя.
Здесь нет сна.
Ночь ярче дня.
Здесь до самого дна
колодцы полны огня.
Прошедшую жизнь как подачку
бросили на нищенское блюдо.
Вот и вся твоя пища отныне!
Бессонно идут по пустыне
караваны жёлтых верблюдов,
жующих вечности жвачку.
* * *
ВРЕМЕНА ГОДА
Абсолют
Ждать весны, чтоб рисовать цветы.
Лета ждать, чтоб в лете раствориться.
И слагать осенние стихи.
И зимою к очагу стремиться.
* * *
Весна
Капли на берёзовой ветке.
Не иней растаявший –
Весенний дождь!
Безветреная оттепель. Крики птиц.
Следы капели на снегу
как тысячи маленьких лапок
птенцов Весны.
Мой рыжий щенок, увязая в снегу,
добрался до ветки и замер...
Почудилось?
Ах, он ещё не знает,
что есть весна!
* * *
Лето
Белое небо. Дерево у дороги.
Безветрие и тишина.
Путник услышал сердце своё.
* * *
Вьюнок
Пока солнце ещё не поднялось с земли
И роса не вернулась на небо,
Так нежен и чист! –
Утренний голос цветка.
Как яблоко большое налитое
среди листвы созрела тайна эта:
Весенний сок перебродил за лето
в тягучий хмель осеннего покоя
И бьётся, бьётся сердце травяное.
* * *
Осень
Как в луже небо глубоко
средь жёлтых листьев!
Два воробья слетели вниз напиться.
Осенних костров над землёю плывёт дымок.
Слабое солнце в далёких плывёт облаках.
Осенней волною уносит и радость, и страх.
Слабые ветры уносят мёртвый листок.
* * *
" ...Алые клёны увидишь,
Листья сорвёшь, любуясь... "
принцесса Нукада
Красные клёны –
Два дерева среди берёз зелёных.
Как два стиха из дальней страны,
Что в сердце моё
Восточный ветер принёс.
* * *
Зима
Между утром и долгим вечером,
будто горсть сухого снега на ветру,
едва мелькнёт
день декабря!
По всем приметам зимний день прекрасно начат:
Деревья живы, солнце светит, снег лежит!
Над крышей дома линия электропередачи,
А в небе ярко-синем белый дракон удачи!
Перед рассветом в чёрно-белом мире
стволов и снега
ветвей и неба
ворона пролетит
и пробежит собака...
* * *
Ворона
Белый зимний туман.
Уходящий автобус...
Под крылом у вороны
сугробы,
дорога,
и я.
На сосне на жёлтой ветви
сидит ворона круглая, как шар.
Морозный ветер огибает сосны.
Ворона спит. Летит по небу пар.
Земля затвердела, и небо открылось,
И солнце гуляет в вершинах берёз.
Внизу в очарованном инеем мире
Ворона проносится, вытянув нос!
Сверкание воды.
Вороны крики.
И светлая сосна!
С обломанного дерева ворона отсыревшая
Ах! жалобно так тявкает! И клюв у ней дрожит.
А у меня запазухой один щенок пригревшийся:
– Воронам нужно каркать! – он хрипло говорит.
Над домом красное солнце высунулось.
Прокричала ворона. Ухнул мороз...
Объятый инеем лес зазвенел.
Снег и солнце.
Ветер блестящий,
сверкающий блёстками инея.
Небо синее
среди деревьев в вышине.
И крик вороны в тишине.
* * *
Любовь к древнекитайскому
Я хотел бы работать грузчиком
в винно-водочном магазине,
натянув халат тёмно-синий,
ворочать тяжёлые ящики,
потеть волосатой грудью,
материться охрипшей глоткой,
и курить сигареты без фильтра,
сплёвывая в проход.
И не знать ничего на свете!
Но не пить ни капли вина.
И домой приходя с работы,
на засов запирая двери,
облачившись в халат с кистями,
под жёлтой настольной лампой
склонившись над чёрными знаками
древних китайских книг,
пить чёрный имперский чай!
* * *
Золотая голова
Я под яблоней сидел
в привокзальном скверике
и на Голову глядел
Золотую.
Солнце падало за Дом
Железнодорожников.
Голова была окутана
сиянием.
Я спросил Владимира Ильича:
"Ни хрена себе случилась История?!"
Но Владимир Ильич промолчал,
только в небо глядел светло-синее.
Мимо бабушка прошла,
подобрала бутылочку.
Из буржуйского кафе
громыхнула музыка.
Тут и поезд подошёл,
я в Москву поехал.
А в городке провинциальном,
в скверике привокзальном
Золотая Голова всё глядела,
как закат умирал
оранжевый.
* * *
Ночной гость
Налей мне тёмного вина,
Того, что старые поэты
Нам завещали пить до дна,
До дна ночи, что значит – до рассвета.
Пусть чёрный шелк потрачен молью звёзд,
Или не звёзд – а города огней,
Сегодня у меня высокий гость,
Любимая! нам тёмного вина налей!
Застанет нас врасплох суровый свет,
Замолкнет вдруг взволнованная речь
На полуслове.
Я оглянусь – и гостя уже нет.
Лишь из кувшина тёмное вино все будет течь
Подобно крови.
* * *
Тысячелистника белое поле и сосны вдали.
Тысячи дней между нами туманом легли.
Не перейти через поле по узкой тропе.
Вниз уплываю по времени жёлтой реке.
Вдоль берегов бесконечной равнины простор.
Друга я встречу, чтоб долгий вести разговор.
О тысячелистнике детства закончу рассказ,
а жёлтые воды уже разделяют и нас.
Солнце уходит, и мрак обступает ночной.
Тысячелистника белое поле горит надо мной.
* * *
В тумане светлом деревья из пустоты
Выходят на край земли.
В тумане светлом увидишь детство.
Увидеть его нельзя!
В тумане светлом любовь безответна.
Была ли она, была?
В тумане светлом деревья в пустоту
Уходят с края земли.
* * *
| 