| |
* * *
Еще раз о графомании
(не из Марциала)
Полнолуние. О нем уже писали.
И не раз. И не поспоришь - верно, критик?
И врачи уже не раз больных спасали
от безумных откровений и наитий.
До чего же непонятны эти связи!
"Черный ящик". "Вещь в себе", словами Канта.
Бледный диск. Огромный шар. Приют фантазий
живописца, стихотворца, музыканта.
* * *
На пороге человек. Скольженье тени.
- Что случилось? Успокойтесь, ради бога!
На запястье след чернил. В глазах смятенье.
Впрочем, даже не смятенье, а тревога.
- Доктор, знаете, сегодня не в себе я.
Снова пишется, представьте. Как когда-то...
Полнолуние. Тоска. И взгляд плебея,
неуместный на лице аристократа.
- Доктор, я же понимаю, что напрасно
беспокою вас своим ночным визитом.
Полнолуние. И мысли о прекрасном,
невозможном, непохожем, позабытом...
Доктор знает. Доктор видел не такое.
Он дает рекомендации покорно:
пациент его нуждается в покое,
теплой ванне, женской ласке и снотворном.
Мысль внезапная: "А может, это свыше?"
- Извините, Икс - не брат Вам?
- Нету брата.
- Этот Икс - он славный малый, только пишет
слишком длинно, чересчур замысловато...
Благодарность. Скрип дверей. И снова пусто
в кабинете, озаренном лунным светом.
Лист бумаги. Пальцы, сжатые до хруста.
Доктор тоже мог бы стать большим поэтом.
Доктор пишет о луне. Слова несвязны.
То восторги, то боязнь грядущих бедствий:
Полнолуние - оно бывает разным
с точки зрения прямых его последствий.
Удивительное строк нагроможденье.
Где-то рифмы. Где-то нет их, и не стоит.
Но, на счастье, он не знает снисхожденья
к этим опусам, навеянным мечтою.
Доктор видит: у него сплошные штампы.
Плохо дело. Не исправить. Что ж, оставим...
Тень от шкафа. Тень от стула. Тень от лампы.
Тишина - на грани мистики и яви.
Смотрит дама с репродукции лукаво.
На плече ее - зверек семейства куньих.
Доктор ищет календарь. Ах, где он, право?
Посчитать бы, сколько дней до новолунья.
Март 1998 г.
* * *
Нева
Обрывки менуэта.
Гранит и ветер.
Брызг каскад.
И два печальных минарета
напротив входа в Летний сад.
А здесь, у входа, все как прежде.
Дворцы. Оркестры. Полубокс
куста. Загадка для приезжих -
сей странный город-парадокс.
В саду играют дети в жмурки,
поэты грезят наяву,
и от намаза до мазурки -
всего лишь мост через Неву.
Октябрь 1998 г.
* * *
Тpехстишия
В центpе гоpода, в центpе бульваpа, в конце девяностых,
как на стpанном pисунке аpбатского гоpе-пpовидца,
закpываешь pуками лицо - мол, до встpечи. До скоpой.
Пеpеулки, двоpы, каpусели, мосты и погосты -
сквозь такой лабиpинт не пpоpваться, mon chere, не пpобиться.
Но когда от стены, что служила надежной опорой,
отойдешь, потрясен синевою небесного свода,
этот город откpоет тебе, многоликий и шумный,
как вставали князья на защиту то чести, то вотчин,
как горели костры по приказу Святого Синода,
как навстречу заре поспешал Одиссей хитроумный
и о чем-то вздыхал до утра молодой переводчик,
не умея признать очевидного: чуда не будет...
Так шепни что-нибудь напоследок одними губами.
Я уеду - и будет твой шепот все дальше, все тише.
День прошел, не оставив ни записи в хpонике судеб,
ни строки, что бытуют в атласных альбомах с гербами -
лишь соцветье черемухи в книге японских трехстиший.
1/3 мая 1999 г.
* * *
Хронотоп
Да будет мужественным твой путь,
Да будет он прям и прост...
И. Бpодский, 1957 г.
Е.В.П.
Первое сентября. Никакого пафоса.
Солнечный луч разбудит ли, ветра шум,
это начало. А что ни весла, ни паруса -
значит, пойдем пешком. Не о том прошу
зыбкие воды времени, море с пятнами
водорослей, чтоб прост оказался путь.
Вдаль, по песку, вдоль прибоя, босыми пятками
чувствуя ребра раковин... И не суть,
что холодает, а жизнь-то еще не начата,
что не вернуть грядущего, если шаг
в сторону сделан: не знали, что пишем начисто,
думали, не решим - так за нас решат
и не лишат ни компота, ни прав, ни премии...
Только уже не дадут различить, паря,
точку на карте. Символ момента времени.
Трудного времени. Первого сентября.
1/3 сентября 1999 г.
* * *
Ноябрь-2. Инструкция по применению
Распластанный по земле
желтый кленовый лист.
День прохладен и мглист.
Ветер, чуть осмелев,
гонит листья туда,
откуда пути назад
нет. Опознать фасад
не составит труда
всякому, кто бывал
там. То сам. То 03
выбрав в поводыри.
Лестница. Вход в подвал.
Заходи, не стучась.
Выхода нет. Закрыт.
Если можно - навзрыд,
уж никак не сейчас.
1 ноября 1999 г.
* * *
Millenium
Встретились и говорили чужими словами,
полными муки чужой и чужого бессилья.
Можно и мне? Но не сразу. К примеру, за Вами.
Или за Вами. А что вообще не просили,
и не простили, и вряд ли простят, если вспомнят
вычурность жестов, невольный надрыв и усталость,
это пройдет. Затеряется в лучшей из комнат
памяти. В той, где почти никого не осталось,
где, словно выстрелы, тысячи чудных мгновений,
и мимолетных видений, и долгих прощаний
били навылет. А кто-то хотел - откровенней,
проще, честнее, а значит - еще беспощадней.
Встретились. Песен не пели. Теперь не до песен.
Только читали. Поэмы читали, баллады.
Силились не замечать благородную плесень
и, как умели, не видели призрак разлада,
правивший выбором текстов. Ломали устои,
перебивали друг друга и перебирали
чье-то прошедшее. Давнее. Пережитое
в мире за гранью трагедии и пасторали.
26/27 декабря 1999 г.
* * *
Потревоженной тенью случайного, недостоверного
и, похоже, не мне предназначенного уюта
опускается ночь. У луны очертанья наддверного
полукруглого символа счастья. Как будто чью-то
голубую мечту - впотьмах - привинтили наскоро
неумелой рукой к небосводу: пускай посветит
неудачникам в стороне от хребта парнасского,
небожителям, ненароком попавшим в сети
одиночества. Не отчаянного, не гордого,
но привычного, как привычны мигрень и скука,
выгоняющие в пространство большого города
наблюдать, как легко, без мышиной возни, без стука
опускается ночь. И мечутся между Мекками
души тех, кому до надежды подать рукою,
но руки никто не подаст. И не то чтоб некому
или незачем. Просто время сейчас такое.
6/8 января 2000 г.
* * *
В ритме шага - 2
Выпавший утром снег к полудню растаял.
Ветер способен зрячим сделать слепого.
Словом, задача более чем простая:
не промочить ботинки и выбрать повод
тихо исчезнуть - и не спешить обратно.
Вздрогнуть, вглядеться - так, чтоб мороз по коже -
в крупные капли на козырьках парадных,
в мокрые скаты крыш и пальто прохожих.
Улица - то ли Ордынка, то ли Полянка.
Возле тропинки к храму - пустые сплетни.
Видимо, снова чрезмерно поднята планка.
Только не будет ли эта попытка - последней?
Значит, уступишь более сильным и юрким
или же сам начнешь, вопреки морали,
молча о чью-то душу тушить окурки -
так, не со зла, а покуда не отобрали.
Веточка вербы, багульника, бересклета.
Поздно. Но выбор сделан, и принцип понят.
Полдень. Из окон доносится Многая Лета.
Всякому, кто услышит. И всем, кто помнит.
19/21 февраля 2000 г.
* * *
Синяя в синих листьях.
Можно ль назвать синицей
этот случайный отблеск,
всплеск, что мелькнул и слился
с листьями, сон, что снится
до или сразу после?
Синяя в синей клетке.
Близкая до бессилья,
можно стискивать в горсти,
ставить на кон в рулетке,
льстить, рисовать на синем,
брать на прогулку, в гости.
Лестница. Шаг за шагом
дальше от Поднебесной.
Вот она, несвобода.
Солнце дрожащим шаром
катится по отвесной
плоскости небосвода.
Время не в нашей власти.
Сумерки в синем вальсе
сводят с ума - не выйдет!
Только не сомневайся,
слышишь, не сомневайся:
ты этот отблеск видел.
1/2 апреля 2000 г.
* * *
|
