| |
* * *
Валун
Огромный серый камень,
Бугристый и рябой,
Врыт в землю под ногами,
Подброшен мне судьбой.
Взираю через силу.
Шальную мысль таю:
Такой бы на могилу
Грядущую мою...
Чтоб я не мог очнуться,
Чтоб вечности вкусил...
И чтобы в мир вернуться
Мне не хватило сил...
* * *
Молитва
В безнадежнейшем опыте
я устал обещать.
Не прощай меня, Господи.
Сколько можно прощать.
В этом рвущемся космосе
я без цели и сил.
Покарай меня, Господи, –
я того заслужил.
Среди пыли и копоти
слишком скуден итог.
Умертви меня, Господи, –
я Тебе не помог.
* * *
Ноктюрн
Я бреду своей судьбою сонной,
сам в каком-то странном полусне.
Будущее, прячась за колонной,
тихо подбирается ко мне.
Провожаю день туманным взглядом –
смутно все и разбираться лень...
Прошлое таится где-то рядом,
на меня отбрасывая тень.
* * *
Монологи знакомых
Развод
Я плакал, я кричал, что не вернусь,
Тарелки бил и прятал боль и грусть,
И применял угрозы, фарисейство,
И блефовал для сохраненья уз...
Как Горбачев хотел спасти Союз,
Так я хотел спасти свое семейство...
Но поздно... И срывался разговор...
Я нервничал, и сердце слишком билось...
Как у него – со мною лишь позор.
И также – ничего не получилось.
Монолог женщины
Милый, гладь мое теплое тело.
Зацелуй! Дай сердечку взлететь.
Сделай так, чтобы я захотела –
Я никак не могу захотеть.
Прошепчи мной забытое слово.
Потерпи... Улыбнись. Не спеши.
Я еще приоткрыть не готова
Тайны тела и тайны души
Монолог военнопленного Великой Отечественной
Жить нам уже не под силу.
Смято навек бытие.
Родина нам изменила...
Что ж мы так любим ее?
Что ж так на Родину рвемся!?
Помним тепло и уют...
Мы ведь вернемся, вернемся...
Если вернемся – добьют!
Стреляны, ломаны, биты...
Нам с колен.
Прокляты мы и забыты.
Что ж мы так ждем перемен!?
Пусто, беспомощно, гнило...
Тьма и смятенье в мозгу.
Родина нам изменила.
Я изменить не могу.
Монолог друга
Так это я наивно полагал,
Что правильно торю свою дорогу?
И мчал вперёд, ловчил и вечно лгал
Себе, друзьям , и Родине, и Богу.
И день настал... Легла на сердце мгла.
И кто-то внятно прошептал на ушко,
Что жизнь моя неправильно прошла,
Что я и есть – тот, с кем бороться нужно.
Дано подозреваю сам себя,
Что жил не так, не ту учил науку.
И что корысть вела, а не судьба,
И всё просрал, протрусил и профукал.
Лишь делал вид, что правду всем рубил,
А сам – в пирог надкушенный вцепился.
И лишь жене и матери грубил,
А вот к начальству нежно относился.
И сам себя незримо загубил.
Гордиться, презирать и мстить не вправе.
И женщине, которую любил,
Лишь беды да печали предоставил.
Ганновер, январь 2003 г.
* * *
В.Ч.
А однажды она заболела.
Плыл, кренился больничный чертог.
И врачи суетились умело.
Вились ангелы, дьявол и Бог.
И слеза затуманила око.
Окуналась душа в забытье.
Бог и дьявол сражались жестоко
за прозрачную душу ее.
Ни проклятия, ни благодати.
Каждый тщился другого хулить.
Бог и дьявол сошлись у кровати –
каждый душу хотел получить.
Только я среди света и мрака,
зная истину, молча, любил.
И незримо метался и плакал,
потому что ее погубил.
* * *
Возраст
Даль – не та. И женщины – не те!
Сам – не тот! Но тяга не изыдет:
Дикую потребность в красоте
Ни сдержать, ни сбросить, ни насытить.
Оттого и гибну. Не спасти...
Жизнь чадит, сгорает понапрасну.
Ни души, ни глаз не отвести,
Если даль иль женщина прекрасны.
* * *
“... Любовь требует от людей так много,
что большая часть предпочитает обходиться без нее”.
(из разговора)
Здравствуй, государыня моя!
Где же наша гордость? Где гордыня?
Кожа – вот последняя броня –
Содрана. Я раб и ты – рабыня.
Все открой, душою не кривя,
Я твое не опозорю имя.
Так живем – почти и не живя.
Я – твой раб и ты – моя рабыня.
Долг, долг, долг – стена тюрьмы и тьмы.
Вместе быть, увы, не в нашей власти.
Мы – рабы! А не рабы – не мы!
Даже так я ощущаю счастье...
* * *
Бессмертие
1.
Сизый голубь лежит не дороге.
Пес дворовый впечатан в асфальт.
Дядя Боря – сосед одноногий...
Гроб с соседом несут в катафалк.
– Мама, что это? – Милый, не бойся...
– Мама, что это? Страх не унять...
– Ты узнаешь когда-нибудь после.
Не спеши это все понимать.
– Мама, что это? Он не вернется?
– Это СМЕРТЬ, милый, но не страшись:
Эта участь тебя не коснется –
у тебя будет вечная жизнь.
У тебя будет счастье и воля...
И однажды, в вечернюю тишь,
ты взлетишь над дорогой и полем,
над зеленой землей полетишь,
над землей полетишь, полетишь...
(через много лет)
2.
Умер друг, и второй, после третий...
Умер тот, кто моложе меня.
Тут разгул, наваждение смерти –
всех берет среди ночи и дня.
Это что же творится на свете?
Я глаза воспаленные тру.
Умирают старухи и дети...
Ну, а я? Никогда не умру?
А святые где? – Ах, перестаньте...
Ничего, что живешь, как свинья.
Где вы, Марченки, Корчаки, Ганди?..
Где ты, честная мама моя?
Луч надежды мелькнул и размылся.
Боже, где ты? Мы странный народ.
Тот умрет, кто еще не родился.
Не родится – тогда не умрет!
Люди, милые! Книге не верьте...
Сколько баек, обманов, химер!
И уныло мерцает бессмертье,
улыбается зло Агасфер.
Весь умру я: и личность, и лира.
Не помянут калмык и тунгус.
И музеем не станет квартира,
все уйдет, как Советский Союз.
Черный голубь упал на дорогу,
Пес пушистый раскатан в асфальт...
– Что ты делаешь? – крикнул я Богу.
И подумал, что мне его жаль.
* * *
Мат. Блевотина. Грязь. Песьи говна...
Огулял богоносицу бес.
И солидный с брюшком уголовник
разгоняет лоснящийся мерс.
Банды. Банки. Банкеты. Банкноты...
А в подъездах – зажми крепче нос...
От избытка дерьма и свободы
жизнь скользит из хаоса в хаос.
Словно тлен прошлогоднего снега,
словно мутный Обломова сон
прут святые новейшего века:
Михалков, Розенбаум, Кобзон...
* * *
Листьев цветных хороводы.
Ясная даль – голуба.
Осенью дышит природа.
Осенью дышит судьба.
Выпали зубы. Расческа
Стала давно не нужна.
И на душе нету лоска –
Сморщена, сжата, мутна.
Лист пролетел, позолочен...
Золотом выстлан карниз.
Вот и кончается осень.
Вот и кончается жизнь.
* * *
Облаков кочевые народы,
Куст оседлый – их можно любить.
Я, как в церковь, хожу на природу.
А куда ещё стоит ходить?
Лес, трава, полевая ромашка
И беспутно кружащий листок,
И писклявая тощая пташка
Скажут: “Милый! Ты не одинок...”
Заблестит сизой дымкой долина
И излучиной белой река.
Улыбнутся подзолы и глины,
Где лежать мне века и века...
И отпустит глухая тоска.
* * *
|
