Кузнецов Владимир Николаевич

Владимир Николаевич Кузнецов - поэт. Академик Российской академии естественных наук, доктор физико-математических наук, заведующий лабораторией Института Механики Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, выпускник механико-математического факультета МГУ. Ему принадлежат более ста научных работ и две книги стихов: "Серебряный вектор" (1995) и "Между контекстом и подтекстом" (1999).

  Ева и Адам
"На арене маленького цирка..."
Пегас
Л.Н.Гумилёву
Буря на Патриарших
 
* * *

Ева и Адам

Без сожаления и гнева
ушли из рая навсегда
смешная, маленькая Ева
и добрый увалень Адам.

Оставив свой вольер уютный,
кормушку, лиру и венок,
они шагнули в бесприютный,
чужой и страшный мир тревог.

Их наказали зло и строго,
сожгли за ними все мосты,
но было им дано от Бога
шестое чувство наготы.

Чуть отдышавшись от испуга,
два первых жителя Земли,
они смотрели друг на друга
и насмотреться не могли.

Она была светла и страстна,
а он - застенчив и суров,
и нагота была прекрасна -
прекрасней музыки и слов…

Длиннее становились тени.
Впервые в жизни он устал,
и целовал её колени,
и что-то нежное шептал,

он целовал глаза и груди,
и губы сладкие, как мёд…
И Бог сказал: - теперь вы - люди.
А остальное всё придет.

* * *

На арене маленького цирка,
на обочине своей судьбы
клоуны Петрарка и Шекспирка
рассуждают быть - или не быть.
Несмешные грубые репризы -
драмы с унизительным концом,
И мужик с глазами Моны Лизы,
С грубо нарисованным лицом.

Ремесло - изображать придурка
и искать кого-то днём с огнём…
Женщина по имени Лаурка
ждёт его и думает о нём.

* * *

Пегас

За пятнистую масть
жеребенка прозвали Пегасом,
он взрослел на глазах,
становясь белогривым конём.
Пастухи говорили,
что Пегий питается мясом,
да и много чего
говорили в то время о нём.

Своенравен и дик,
он не брал никаких подношений,
только глазом косил
да хлестал себя белым хвостом,
и однажды пастух
захлестнул его гибкую шею
и за гордость и дикость
избил сыромятным кнутом.

А наутро Пегас
неподвижно стоял над убитым -
с окровавленной мордой,
внушающий ужас Пегас:
он не просто убил его
страшным ударом копыта,
он его растерзал,
как терзает взбесившийся барс.

И тогда началась
сумасшедшая эта охота,
и взлетали арканы,
и копья втыкались в коней -
но Пегас ускользнул,
перепрыгнул глухие ворота
и широким галопом
пошел по засохшей стерне.

…Он скакал, как летел,
окруженный клубящейся пылью,
ни догнать, ни приблизиться даже
к нему не могли -
и увидели люди,
как вскинулись белые крылья,
и крылатый Пегас
улетел и растаял вдали…

* * *

Л.Н.Гумилёву

Россия - не Европа и не Азия
Россия - самобытная страна,
у нас свои, родные безобразия,
и мерка нам особая нужна.
Бессмысленно считать нас азиатами -
китайцы нам нисколько не родня.
Мы европейцы - только не богатые,
Привыкшие на зеркало пенять.
Мы европейцы - только неказистые.
В эпоху межпланетных кораблей
мы - как они в эпоху инквизиции,
Столетних войн и казней королей.
Мы, как они в эпоху Возрождения,
когда из мракобесия и лжи
вдруг появились мудрецы и гении
и началась совсем другая жизнь.
Наш этнос молод, мы неплохо учимся,
с достоинством несём свой тяжкий крест,
не сомневаюсь, что у нас получится,
и Бог не выдаст, и свинья не съест.

* * *

Буря на Патриарших

И все же летняя Москва прекрасна:
жара, асфальт - и белый силуэт,
ты в этот раз пришла не в чем-то красном,
а в чем-то белом - самый лучший цвет.

Мы не держались за руки, как дети,
Болтали о каких-то пустяках,
Но если ух за что и быть в ответе,
так это за прогулки в облаках…

Давай возьмем однажды холст и кисти
и нарисуем бурю на Прудах -
когда внезапно зашуршали листья,
и, вдруг, на нас обрушилась вода.

За водяной завесой, как в тумане,
какой-то серый невозможный свет,
и липы черный ствол на первом плане,
и рядом - стройный белый силуэт.

… Под липой, на затопленном бульваре,
под проливными струями дождя,
изящная - как скрипка Страдивари,
холодная - как статуя вождя,

в насквозь промокшем и прилипшем платье,
абстрактная - как женщина Дали
с его картины «Море Сон. Объятья» -
мерцающая женщина вдали…

Пробивший тучи, солнца тонкий лучик
вдруг осветил холодную купель,
в прилипшем платье - это даже лучше,
чем просто обнаженная модель…

Когда мы будем хоть немного старше
и перестанем уважать табу,
давай опять пройдём по Патриаршим
и снова станем искушать судьбу…

Нам не понять значенье тонких линий
ни на твоих, ни на моих руках …
А на экране - прописью:
ФЕЛЛИНИ
«Девятая прогулка в облаках».

Их было ровно восемь с половиной,
девятая у каждого своя -
по площади Сан-Марко, по Ниглинной,
и дальше - в патриаршие края.

Деревья, пруд, фарфоровыептицы,
твои небесно-серые глаза,
и, кажется, что может повториться
при чистом небе летняя гроза…

…Давно когда-то предок мой далёкий
едва ушел от топоров и вил
соседей, суеверных и жестокий -
он летний дождь тогда остановил…

А я - попробую накликать бурю
а, может быть, она придёт сама -
но в небе, цвета зноя и лазури,
появится свинцовая кайма,

застонут липы старые,
придет лиловая гроза,
я буду целовать усталые
небесно-серые глаза…

Потом гроза уйдёт от Патриарших.
Вода и солнце - климат жарких стран…
И раньше никогда не колдовавший,
Я захочу, чтоб нас закрыл туман…

И вдруг - туман. И ничего не видно -
Есть только руки, губы и слова,
Ты мне скажешь: «Правда ведь не стыдно -
Хотеть, чтоб ты меня поцеловал?

Хотеть, чтобы не смело и не робко,
а ласково, шепча смешную лесть,
снимал с меня промокший шелк и хлопок,
Но чтобы мысли не сумел прочесть…»

Нам не понятны предсказанья знаков,
начертанных судьбою на руке…
А из тумана, прописью:
БУЛГАКОВ
и титры на французском языке…

* * *