Ряховская Инна Сергеевна

Ряховская Инна Сергеевна училась (1966–1972) на отделении русского языка и литературы филологического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. По окончании около 30 лет работала редактором, затем научным редактором издательства «Советская энциклопедия» («Большая Российская энциклопедия»). Принимала участие в подготовке многих энциклопедических изданий, автор многочисленных энциклопедических статей. С 2001 работает в издательстве «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН); ведущий научный редактор и ответственный секретарь ряда энциклопедий, монографий, многотомных научных публикаций.

В 60-х – начале 70-х годов входила в крупнейшее московское неформальное литературное объединение «Спектр». Стихи публиковались в периодической печати (первая публикация – в 1967), в газете «МОЛ» СЛ РФ, поэтическом альманахе «Вектор творчества: в поисках времени», подготовленного СЛ РФ. Автор поэтической книги «Свет осенний: Избранные стихи (1966–2006)». Член Союза литераторов РФ.

  "О, вымысел, ты – божество..."
Крымское настроение
"Эти светлые, ясные дни..."
Моцарт (воспоминание о Зальцбурге)
"Ты жалкий шут или мудрец..."
"Как страшно одиночество вдвоём..."
"Кружи мне голову, кружи..."
"Бывают дни – словно прощаясь..."
Сестре
Память
Литовские мотивы
Две элегии
"Брось иллюзии напрасные..."
"Запахи, звуки, сумятица..."
Творчество
 
* * *

О, вымысел, ты – божество
И детская игра поэта,
Блик лунного луча,
Сноп света, –
Искусства суть и естество,
То, чем душа вещей согрета,
Что сводит судорогой рот
И в струнах Вечности пропето.

И обретают плоть и путь
В косноязычье бормотанья
Неясных звуков сочетанья.
А под словесной легкой тканью –
Гармонии живая ртуть –
Неуловимый переход
От контрапунктов осязанья
В реальность нового сознанья.

Воображения полет
Над ломкостью прозрачных вод.
апрель-июнь 2006

* * *

Крымское настроение

Дочери

Прошу – не торопись, постой,
Не уходи – ещё помедли!
Пока утешный мрак ночной
Не обовьёт родную землю,

Пойдём к сомлевшим в жар холмам,
Увитым красным виноградом,
Где Крыма дымная чалма
Парит в хаосе камнепада,

Где ягодами алычи
Катает наш язык послушный
Названья, начертанья чьи –
Алупка, Ялта и Алушта,

Где моря мреющий изгиб
Скользит в опаловой оправе,
Где влажный след босой ноги
Божественному следу равен.

Когда чрезмерность красоты
Переполняют дух и тело,
Почувствуешь внезапно ты,
Как раздвигаются пределы.

Как светлячка волшебный блик
Пронизывает расстоянья –
Так ты, ничтожен и велик,
Летишь в ладонях мирозданья.
февраль 2006

* * *

Эти светлые, ясные дни
Я снизала в янтарные четки.
Абрис твой в застеколье возник,
Но неясный, неявный, нечеткий…

Что за сполох родных миражей
На изломе, излете дороги?..
К ним бежать по стерне, по меже,
Пока носят без устали ноги.

Словно червь шелковичный, тянуть
Драгоценную ниточку смысла,
Обрывать календарь – и в суму
Схоронить дорогие мне числа,

И на сердце сберечь, помянуть
И беду, и любовь, и утрату.
И прощенья просить, в дальний путь
Уходя. И платить свою плату,

Чтобы жизни угли вороша,
Достигая земного предела,
От вины не болела душа,
Отрываясь от бренного тела.
июнь 2006

* * *

Воспоминание о Зальцбурге

Дочери

Поедем-ка к Моцарту в Зальцбург!
В предутренней мгле золотой
Из кружева венского вальса –
В уют над неспешной рекой.

В старинной гостиничке светлой,
Где дух векового жилья,
Уснём под «Волшебную флейту»
И майскую трель соловья.
Сквозь пепел и кровь лихолетий,
Чуму, чей творец – человек,
Оплакав всех сгинувших в нетях, –
Назад, в восемнадцатый век.

Здесь помнит булыжник стремленье
Его торопливой ноги.
Прислушайся: там, в отдаленье
Еще затихают шаги…

Там букли седые мелькнули,
И золотом шитый камзол…
В окне занавеска взметнулась
И скрипки пронзительный зов.

Любимая «Сорок вторая»
Сияющей грацией нот,
Ликуя, скорбя и прощая,
Утешит: «Поверь: все пройдет…»

… На плавных legato качнуться,
Над нежным piano взгрустнуть,
Со scherzo бравурным рвануться –
Все створки души распахнуть…

Что знал он такое – воздушный
Юнец, золотое дитя,
Что горло слезами нам душит
Почти три столетья спустя;

Что смог уводить за пределы
В серебряный дым, в высоту,
Изринуть из бренного тела, –
Вновь ввергнуть в земную тщету?..

Ты слышишь: вот скрипка, валторна,
Вот дудочка, флейта, свирель…
Смеется и плачет, и стонет –
И молит любви менестрель.

И влившись в воздушные хоры,
Став небом, цветами полей,
Плывет белоснежным аккордом
Над замком на древней скале.
февраль 2006

* * *

Ты жалкий шут или мудрец?
В догадках утону.
Тебя открою, наконец,
Как новую страну.
И побреду в твои поля
Бродягою с сумой,
И опалит меня земля,
Впитавшая твой зной.
И опалит тебя любовь
Моя, как Божий гнев.
И обожжет живая боль –
Души открытый нерв.
1967

* * *

Как страшно одиночество вдвоём.
Как противоестественно жестоко…
Двух жизней тектонический разлом
Затопит время пожирающим потоком.

«И море, и Гомер, – всё движется любовью»*.
Но нет источника движенья – как тут быть?
Из рук, сведенных судорогой боли,
Спасения выскальзывает нить.

О, Господи! Дай силы без огня
Осилить мрак скудеющего дня.
1997

* О.Э. Мандельштам

* * *

Кружи мне голову, кружи
Волшебной мукою касанья.
На плечи руки положи,
Чтоб спазм перехватил дыханье.

И губ тепло, и рук озноб,
И обморок горячей крови –
Как послегрозье, как озон:
Промыто, ярко все, так внове

Бессонниц раскалённый бред,
Томительные ожиданья,
Перетеканье мрака в свет,
Словами полное молчанье.

И юности живая тень
За мною следует всечасно.
А сердцу грезится меж тем
Не счастье, – но возможность счастья.

Заколдовал… Заворожил…
То флейта… То свирель… То лютня…
Кружи мне голову, кружи.
Пусть день, пусть час, всего минуту.
1999

* * *

Л. Лебедевой

Бывают дни – словно прощаясь
И отстранясь уже слегка,
Себя в пейзаже различаешь
Как будто бы издалека.

Под флёром акварели дивной
Переливаясь и дрожа,
Всё прошлое, как Атлантида,
Мерцая, тает в миражах.

И безымянного названье –
На острие карандаша.
Чего не ведает сознанье –
То знает лишь одна душа;

Всего, что кануло бесследно,
И унеслось, и не сбылось,
О чём мечталось ночью бледной,
В наплывах музыки и слёз,

Когда июньский сумрак краткий,
Едва войдя в моё окно, –
Бежал, в траву швырнув украдкой
Росистых бусин серебро.

И невозвратность сдавит горло,
Когда сольются две реки –
Самозабвение восторга,
Самозабвение тоски.
май 2000

* * *

Сестре

И снова, как встарь, от любви задохнуться,
Её гениальный чертёж постигая.
В преддверие рая шагнуть – и очнуться,
Когда совершится изгнанье из рая.

Бесплодную, скудную землю ногтями
Взрыхлить, удобряя слезами и кровью.
Рожать, хоронить, возвышаться и падать,
И в тысячный раз на разрушенном – строить.

И душу храня от смиренья и гнева,
И выжить сумев в этом гибельном крае,
Лишь смутную память несём в своих генах, –
И думать забыв! – о потерянном рае.

И только однажды, уже на излёте,
Тебя вдруг пронзит понимания болью:
Обычная жизнь, как у сотен и сотен, –
Но это и было великой Любовью.
2000

* * *

Память

…Нам нет спасенья ни в обмане,
Ни в отреченье от вины.
Прощенья, как небесной манны,
Мы тщетно ждать осуждены.

Не помогают оправданья:
Язык и немощен, и нищ,
Когда нас на колени память
Бросает вновь у пепелищ.
1968

* * *

Литовские мотивы

1
Струится тихо отблеск сосен
В зелёно-золотой воде.
Ах, это осень,
                   осень,
                             осень
Смешала краски на холсте.

И перепутала созвездья,
Портреты, запахи, цвета.
И показались неизвестными
Давно знакомые места.

И море, с щедростью лихою,
Швырнув на берег якоря,
Лежит зелёною лисою
И лижет руки сентября...

Уходит август по ступеням
Дюн, словно солнц, упадших ниц.
И проясняется сплетенье
Сосновых заскорузлых лиц.

Нащупывают пальцы сущность…
Непостижимы до поры,
Как сердцевины сосен,
судьбы
Под бурой накипью коры.

2

Сплету я сеть
И рано утром
Поймаю солнце в невода,
Пока прозрачная вода
В оцепенении минутном
Непогрешима и чиста,
Как капля первого листа.
Мой пленник,
Жаркий и немой,
Мольбой безмолвной обжигает
И разбивается о камни
Лучей рокочущею гаммой…
А под ногой поёт песок,
И в душу входит мирозданье,
Как Бог вошёл в свои созданья.
И свод небесный так высок,
Как звук струны оборванной,
Как вскрик.
А солнце –
Во мне.
Куршская коса, Юодкранте, 1969

* * *

Две элегии

Марине

Птица юности сладкоголосая,
Ты слышна еще где-то в ветвях,
В оголённых осенних просеках
В неприветливых наших краях.

Голос твой, приглушённый, но чистый,
Различаю сквозь рёв толпы,
Пронизал он тканью лучистой
Лет прошедших туманную пыль.

Он в гортань мне вливается тонкой,
Серебристо-звонкой струёй,
И его виноградные ноты
Превращаются в голос мой.

Я жива! – и люблю, и дышу,
И смеюсь, и тоскую, как прежде.
Только всё истончается путь…
Только всё не кончается нежность…
ноябрь 2004

Юре

Зачем так короток наш срок?
Ещё и прожито так мало,
ещё и самых важных слов
с тобой друг другу не сказали.
Ещё летящий снежный путь
в ночи сияющей так светел.
Еще ты на моей щеке
слезы печальной не заметил.
Ещё душа не холодна
и с равнодушьем не знакома.

Но клонится уже звезда
судьбы к земному окоёму.
январь 2005

* * *

Брось иллюзии напрасные –
никому мы не нужны.
Ходим в нелюбимых пасынках
у своей родной страны.

Кто уехал – будьте счастливы!
Но одно я знаю: мне
лечь в жестокой и неласковой, –
но единственной земле.
август 2006

* * *

Марине Михеевой (Персиковой)

Запахи, звуки, сумятица
почек, капели, дождя
и бормоток, и невнятица –
почерк московского дня.

Это сейчас – или в юности?
Вечного града сумбур, помесь богатства и скудости,
прошлого века прищур.

Флейты щемящая песенка,
как путеводная нить,
тянет к Покровкам и Сретенкам –
не потерять, сохранить…

С них мы на горнюю лестницу
торим упорно свой след,
не изменив себе, сверстница
из незапамятных лет.
июнь 2006

* * *

Прими меня, осень в объятья свои.
От серой печали невстреч, нелюбви,
От этой мучительной горькой тоски –
К твоим горизонтам, что стали близки.

Прозрачного воздуха звонкий хрусталь,
Просторных небес холодящая сталь
Над рыжею ржавью древесных рубах
На вольных равнинах, в смолистых лесах.

О как истончается времени нить!
– Кукушка, кукушка, а сколько мне жить? –
И добрая птичка одарит в ответ
От щедрого сердца десятками лет.

Неведомы сроки земного пути.
И надо подняться. И надо идти.
Мне б в этой огромности что-то понять
И правду Другого – иного! – принять,

И вдохом бездонным вобрать этот мир:
И земли, и воды, и неба эфир,
И дочки тепло, и улыбку отца –
И с этим по жизни идти до конца.
ноябрь 2006

* * *

Творчество

И вдохновеньем задохнись, дрожа,
словно морозом дымных перелесков.
Пусть жжёт гортань неостудимый жар,
и кровь в висках отстукивает резко.
И никому такое не дано.
Одним творцам судьба предначертала
достичь гармонии, познать её –
и вновь
всё упустить.
И всё сначала…
1968–2001

* * *