Хоть и поспешный, но удачный выбор

В 16 лет мне было Божие внушенье, чтоб не соваться мне в гуманитарные профессии. Я довольно четко увидала, что на таком поприще мне не миновать изолгаться, чтобы не сказать хуже. И, не долго думая, я бросилась в холодные объятья математики. В свое время прадед, декан химического факультета Московского университета, приказал деду моему получить математическое образованье. Тот не смел ослушаться, но в жизни занимался чем угодно, только не математикой. В частности, писал славные русофильские поэмы:

Улеглась метель, спаслись от смерти верные.
И сказал тогда Иван Петрович Гневошев:
"А не нам казнить, когда Бог милует -
Знать, Он сам велит принять нам тебя, сношенька",

и все подряд такое же уютное.

Милый дедушка, с которым я в этом мире разминулась во времени! Знал бы он, какое спасенье математическое образованье при советском строе! Какое это убежище, какая экологическая ниша! В самом деле, математика сложна, в ней не всякий научится плавать. Следовательно, это отнюдь не проходной двор. А дурные люди обычно не очень умны - Господь так плохо своих даров не положит. И наконец, мой читатель, согласись со мной - дважды два всегда будет четыре, что при Сталине, что при Гитлере. На многие темы тебе, математику, высказываться не придется - целее будешь. Похоже, не я одна все это увидала молодыми ясными глазами. Сейчас я знаю, что наша мехматская профессура была сплошь дворянской. Начать с Андрея Николаича Колмогорова, нашего декана - он дворянин Тамбовской губернии. И так-то все. Стала я недавно смотреть "Высочайше утвержденный перечень дворянских родов Российской империи" и всех наших профессоров, записанных во младенчестве, там нашла. Сказано - сделано. На всех парусах влетаю на мехмат. Я никогда не разочаровывалась в своем поспешном выборе профессии, чего никак нельзя сказать о других моих поспешных выборах.

Магистр математики

Вот как Святослав Рихтер , увы, теперь уже - был - магистром музыки, так вот и Андрей Николаич Колмогоров был магистром математики. Сейчас я читаю лекции по теории вероятностей после 35-ти лет халтуры. Это перестройка потрясла - потрясла, и хотя бы один шарик попал в свою лунку. И стоит надо мной великий магистр, жует беличьими щеками, держит двумя руками мел возле губ, будто собирается его сейчас сгрызть. При этом говорит какие-то общие вещи, после которых все в голове выстраивается. Надо сначала увидеть, что собственно здесь должно иметь место, прикинуть свою догадку на частном случае, потом приискивать доказательства своей правоты. Если догадка верна, то и доказательства будут. И благоговенье перед истиной охватывает меня через сорок лет столь же сильно, как в юности. В хорошее дело я встряла!

И вот нашли большое поле

Это не про поле деятельности, открывшееся мне, а непосредственно про Бородинское поле. Сразу по поступлении в университет нас с пылу - с жару послали в колхоз грести сено. Оно сохло во круг Шевардинского редута. Уже зачисленные, мы с легким сердцем ворошили его, такое душистое. Подымая головы от граблей, видели всякий раз памятник павшим русским, редут оборонявшим, и его визави - обелиск с орлом в честь погибших французов, редут штурмовавших. Бородинское поле было в большей своей части засеяно овсом. Вечерами мы бродили в нем, как стреноженные кони, отыскивая многочисленные памятники, читая надписи и грезя о славе отечества.

Пока еще все хорошо

В своей новой студенческой жизни я делаю все то же, что умею. Вылезаю на крышу из окна аудитории 1408. Пою в университетском хоре, громко разучиваю партии в перерывах между лекциями. Бегаю в аэродинамической трубе на стройке корпуса механики, как кролик внутри удава. Однако скоро мне придется пасть жертвой хрущёвского приема в университет вне конкурса взрослых, уже поработавших людей. Тут бедный кролик побегал недолго. В восемнадцать лет мне предстоит выйти замуж и делать то, чего я делать не умею. Но это уж после целины.