Нина

Она сидела на платформе. Напряжение спало – электричку отменили. Руки немного побаливали – слишком крепко вцепилась в сумку. Целый час ждать. Просто ждать. Но ведь было желание поскорее оказаться на месте и узнать, да или нет...

Напряжение спало... Сидеть и смотреть на рельсы невозможно ! Ходить, ходить и считать шаги, минуты.

Надоело!

Села на ступеньку, достала блокнот, написала крупно : « Не хочу ничего знать! Пусть домой – на час раньше – отправится другая, допустим, Нина, пусть она первая…»

Нина шла от остановки очень медленно и все же почему-то дважды споткнулась: «О левую! – подумала вскользь, – опять о левую'. Примета дурная». Постучала носком правой туфли об асфальт – иногда помогает.

В квартире тихо. Передняя залита солнцем. Пол вымыт. На подзеркальнике записка: «Скоро буду».

Заглянула в ванную. Полотенце банное – красное. Почему красное? И почему на нем черный волос – длинный?

Банально, но больно… Больно, да.. Стояла держась за край полотенца, качаясь, без слез. Телефон. Рванулась.

 – Инну? Как вы смеете по этому телефону.?!. Юру?!

Свинство: ему, ей звонить! Сюда?... Мерзость!…

Но ведь знала – знала – знала…

Она сунула блокнот в сумку – подходила электричка. Вбежала в дверь, паника вернулась, нетерпение.

«До Москвы поезд проследует без остановок!»  – сообщил женский голос. Злой голос.

 – Почему без остановок? – устало спросила она какую-то женщину. Та пожала плечами.

Значит, скоро и я, как Нина...

Сосулька с грохотом свалилась с крыши. Женщина проснулась, резко села. Заболело сердце. Семьдесят, сегодня, семьдесят. Что же разбудило? Встревожило? Оттепель. Ветер. Кто-то кричал, плакал. Кто-то звал: «Нина!». Кто-то рассказывал мне обо мне что-то невыносимо обидное, тяжелое.

 – Ниночка, Ниночка, не молчи, говори, говори. Я , правда, не знал, что так больно…

О чем это?

Нина Дмитриевна поднялась тихонько, не желая тревожить мужа, вышла из спальни. Так что это? Там, во сне, – кудрявая женщина с джинсовой сумкой на острых коленях, зеленые затравленные глаза. Потом другая – смутно похожая на меня сорок лет назад... Идет к подъезду. Девятиэтажка, балконы, белье полощется, цветы. Спотыкается. Нина Дмитриевна почувствовала боль в левой ноге. Заныл большой палец. Болью откликнулось сердце. Боль... Была боль. Откуда? Вдруг ясно увидела лицо мужа – таким он был сорок лет назад, оно наплывало на нее из зеркала. Луна высветила растерянное лживое лицо. Юра?

 – Нет! – выкрикнула она и опустилась в кресло. – Нет, нет, нет – со мной этого не было!

Нина Дмитриевна выпрямилась, приложила руку к глазам. Не было и все тут! У меня юбилей, мой Юра спит.

Но сердце ныло, слезы лились. Да что же это? Сон?… Нет!.

 – Говори, говори, Ниночка…

 – Да, это было, – сказала она вдруг шепотом, – летом, сорок лет назад. Мы с Нюшкой на даче. Юра здесь. Я приехала неожиданно. Но я не маялась на платформе, у меня не было предчувствий. Тогда удивил запах – чужой запах в доме, приятный, нежный, но чужой. Вошла в комнату, шторы задернуты, душно. На полу что-то блестит. Банально. Глупо… Сережка. Наклонилась, подняла. И не больно было мне… Я ведь тогда Юру-то не любила, не помирала по нему. Спокойно жила, складно все было…

В общем, он вошел, а я стою спокойно, знаю, что изменил, а не больно мне, все вокруг обычное. Сережка в руке у меня зажата, я улыбаюсь: «Здравствуй, Юра». А он какой-то и радостный, и смущенный, смотрит, улыбается : «Здравствуй». Все как обычно – обедали, спали, я о даче, о Нюшке рассказывала. Смотрел он на меня странно – виновато, с болью. А я все о пустяках… Так и осталось.

Нина Дмитриевна поднялась, перекрестилась: «Меня миновало. Это другая Нина кричала от боли..»

Слезы опять полились – уткнулась в занавеску, запричитала: – Значит, и я так могла страдать и даже погибнуть. Если б любила. Тогда. Но я давно Юру люблю, и Нюшка выросла, и юбилей.… Проскочили чудом. Как же это мы проскочили?!

Нина Дмитриевна вернулась в спальню, склонилась над спящим мужем.

А когда же я тебя, Юра, полюбила? Помню, стоял однажды у окна, крутил кольцо на пальце – лучи стрелками золотыми в зеркале отражались. «Юрка, а ты ведь золотой у меня! » Банально, конечно. А все же через ночи, дни, разговоры, болезни проросла я к любви. А там, Юр, я знаю, у тебя все скоро и кончилось. Известно, о ком речь, что уж. А ты от меня все удара в спину ждал, не знал, как объяснить мое спокойствие. Не знал, бедный мой, грешный мой, что не могу ударить.

Жалко Ниночку и ту, другую. А мне – семьдесят , и Юра спит, и оттепель…

Нина Дмитриевна улеглась рядом с мужем. Но все же это мой козырь. Мало ли, как еще все повернется. Какой итог подведет судьба. Ничего нельзя сказать о союзе мужчины и женщины – до смерти . Одного или обоих…