Ночь

Солнце стремительно падает в воду, оставляя на ее неровной поверхности длинную дрожащую алую ленту. Тянет туманом и промозгло-холодной осенней сыростью. Один только костер - добрый друг, и я жмусь к его теплому боку, придвигаясь все ближе и ближе, так, что стоит еще шевельнуться - и он лизнет хватким язычком сапоги.

Нюк пощипывает гитару. Мы сейчас так молчаливо близки друг другу, так едины в этом звуке струн и звуке его голоса, что каждое мгновение ложится на душу дивной своей неповторимостью и мы боимся спугнуть его, как мелкую птаху неосторожным и резким движением.

Ночь встает за зыбким кругом тепла и света неотвратимая, плотная, южная. И я останусь с ней один на один, и увижу, как пробуждаются в бесконечно высоком небе звезды и как они сереют и меркнут, затянутые утренней дымкой, услышу ее загадочные стоны и всхлипы - то ли хрумканье далеких лошадей, то ли голос шалого речного буксира, а, может просто дыхание вечности. Так, шла себе полем, глядь - костер. Постояла, подышала. А мало ли их, костров? И пошла себе дальше. Или древняя загадка, или, попросту, осень.

Ребята чинно уходят спать. Ложатся рядом, бок о бок под открытым небом, как будто не октябрь, как будто не зазвенит утренняя трава прозрачно-хрусткими льдинками. Я еще взгляну на них с рассветом, когда они сползутся в большую лязгающую зубами кучу. И улыбнусь. И положу сверху свое одеяло. Мне не нужно. Мне - в ночное...

Лошади разбросаны где-то там, в неразличимом и оттого бесконечном пространстве степи, изрезанной лощинами. Сейчас они жуют, отдыхая от мух и слепней, последнюю осеннюю траву, а потом будут спать стоя с настороженно развернутыми по ветру ушами, готовые закричать и прыгнуть в сторону, и забиться, хрипя в привязи, от любой реальной или кажущейся опасности. Лошади мнительны как старые девы. В них странно сочетаются отвага и паническая трусость, заискивающая ласковость с надменно-брезгливой гордостью.

Я слышу звонкую перекличку жеребцов и тоненькие голоса малышей, нежные и тревожные всхрапы зовущих их кобыл. В темноте их можно найти, только водя по сторонам фонариком. Его узкий луч внезапно ловит горящие красные точки - глаза. Впечатление жутковатое, особенно от того, что пойманная светом лошадь не может отвести взгляда, и смотрит, как загипнотизированная, пока не подойдешь.

Да, это моя ночь. Я пройду ее насквозь в промокших от росы сапогах, оскальзываясь на крутых склонах лощин, проверяя, не запуталась ли привязь, успокаивая и похлопывая, вскользь отдавая мягким ищущим губам кусочки сухарей и арбузные корки.

А пока костер выстреливает в неподвижный холод ночи гроздья веселых искр. Я клянусь себе, что сейчас, сейчас уже пойду в обход - вот только услежу то таинственное мгновение вылета духов огня из их раскаленной пещеры. Каждый раз - неожиданность. Вроде следишь, глаз не отрываешь от подгоревшего бревна - и проворонишь, и увидишь не их, а лишь гаснущие хвосты их стремительного взлета. Ну разочек еще, разок - говорю я себе, - но уже встаю, и пятясь, не отрывая взгляда, делаю первый шаг за ту неуловимую грань, за которой стоит ночь, и поворачиваюсь к ней лицом.

Здравствуй, ночь! Я иду...

1993