Ушакова Дарья |
ДАРЬЯ УШАКОВА
(Творческая автобиография)
Поезд мчался вперед, ворчливо скрипя и постукивая, по подземным хода метро. Он легонько покачивал своими вагончиками, то набирая ход, то тормозя. Внутри него сидели люди, было тепло, светло. Никто из них не замечал ни мелькающих за окном темных земляных недр, через которые были прорыты туннели, ни других людей, сидящих рядом. Кто-то, закрыв глаза, о чем-то мечтал, кто-то обнимал подругу, а кто-то сплетничал с своей знакомой о другой знакомой. Для каждого люди, сидящие рядом, были просто декорацией – красивой, трехмерной, сложной, но декорацией.
И я тоже для них была декорацией – девушкой с задумчивым взглядом.
Но не станешь же окружающим доказывать, что ты не просто предмет, что у тебя есть своя история жизни.
«Станция Фрунзенская. Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда, не забывайте свои вещи».
А чтобы я сказала им, людям, смотрящим на меня, как на декорацию?
Может про свое сказочное детство: про то, что обсуждают куры, вороша лапками землю, выискивая червячков; или про то, как воздух в доме вдруг наполняется пылью в ярких лучах солнца; про страшные легенды о пиковой даме; или про то, как обидно утром понять, что снова не дождалась деда Мороза.
Мое детство и юность прошла под тенью деревьев у берега озера, шепчущего волнами и подмигивающего искорками солнца, в селе Ижевское и его окрестностях. Город, глазеющий тысячами огней, совершенно не похож на мою тихую колыбель деревянных домиков детства.
Я студентка 2 курса геологического факультета МГУ, ученица в студии «Художественного слова» Н.Н. Закутаевой. Но в школьные годы я даже не представляла, что такое когда-нибудь произойдет. Это как мечтать в детстве стать взрослым и стать.
Я всегда верила в сказки, а они, как известно, прячутся в книжках. Быстро научилась читать и стала частым гостем в библиотеке. Когда ты еще совсем маленького роста, то все вокруг кажется больше, чем есть на самом деле. Библиотека тогда представлялась мене холодной пещерой с множеством ходов между книжными полками.
А в 9-10 лет мы с подружкой из-за противостояния двум нашим знакомым, которые постоянно пытались нам доказать, что они круче нас, решили написать книгу. Чтобы точно постановить – у кого она будет интереснее, тот и круче. И даже написали несколько глав, в которых эти девочки стали отрицательными героями – Помидором и Огурцом. Но так и не закончили ее. Но и они не закончили. Надеюсь, я ее когда-нибудь допишу.
Наверно, уже тогда я решила стать писателем. В средней школе мне очень повезло с учительницей литературы и русского языка Н.Н. Кузнецовой. Она на своих уроках водила нас гулять к озеру, потом задавала надом описать свои ощущения, эмоции. Она просила сочинять вместо того, чтобы просто переписывать упражнения из учебника. А потом Н.Н. Кузнецова взяла меня под свое руководство, и я стала писать статьи для школьной газеты, рассказы на конкурсы.
В школьное время мне не приходилось скучать. Я ходила на кучу кружков. И, однажды, где-то в 8 классе, сидя на вязальном кружке, меня позвала преподаватель драматического кружка Н.В. Шакирова и попросила на репетиции поговорить за другую девочку, которая не пришла. Так я и осталась в этом спектакле. Я тогда играла три роли: мать, короля и прокаженного, ползшего на коленях за героем и просящего страшным голосом подать ему милостыню. Мне хотели еще дать роль, но я просто не успевала переодеваться.
В старших классах мое отношение к литературе и творчеству стало более серьезным. Я поступила в областную заочную школу детского литературного творчества. Мой учитель – Н.В. Молотков – ответственный секретарь Рязанского регионального отделения общероссийской общественной организации «Союз писателей России» - дал мне пару бесценных советов. В первый раз, когда я увидела его на занятии, он показался мне эльфом с острыми кончиками ушей и седой белой бородкой. На занятиях мы волновались, теребили листочки со своими рассказами и сбивающимся голосом зачитывали их перед всеми, а потом, краснея до кончиков ушей, отрывали взгляд от строчек и ждали – похвалят или скажут, что все банально и бездарно. И все начинали говорить, что понравилось, что нет, кто что не понял – говорили сами дети, а потом только Н.В. Молотков выступал с заключительным словом, по-доброму собирая морщинки у глаз. И мы уже ничего не боялись, мы были среди своих, таких же, как и ты, сочиняющих другие жизни.
А еще там была женщина-бабочка, она не говорила, а порхала словами – И.И. Звёздочкина – заведующая отделом Центром эстетического воспитания детей. Она стремилась рассказать нам о литературе с разных сторон. Она занималась с нами и в творческом летнем лагере. Помню, как на занятии И.И. Звёздочкина сказала мне: «Глазик и ротик – это не рифма». Я удивилась: «Как? Ведь на «ик» заканчивается?»
В 2007 году я заняла I место в районном творческом фестивале учащихся «Слово доброе посеять» в номинации юные прозаики, II - III место в номинации «Художественное слово»; заняла I место в районном конкурсе-фестивале военно-патриотической песни «Поклон тебе, солдат России» в номинации «Художественное слово»; I место районном конкурсе творческих работ учащихся «Байконур-Земля-Вселенная», посвященном 150-летию со дня рождения К.Э. Циолковского в номинации «литературное творчество»; получила диплом за успешное участие в региональном этапе конкурса сочинений, посвященного Дню Героев Отечества; заняла III место в номинации «юные прозаики» областного конкурса-фестиваля детско-юношеского литературного творчества «Слово доброе посеять».
В 2008 году получила диплом за творческую работу в номинации «юные прозаики» областного конкурса-фестиваля детско-юношеского литературного творчества «Слово доброе посеять». В ноябре 2008 года получила диплом II степени лаурята Российской научно-социальной программы «Шаг в будущее» с работой « История села родного», а на заключительном этапе этой программы в 2009 году заняла III место.
В 11 классе в 2009 году стала готовиться к ЕГЭ и заняла II место в школьной олимпиаде по русскому языку – достижение не большое, особенно когда учишь в сельской школе, но для меня это значило много – я в начальных классах все диктанты на 2/5 писала, кроме одного (за который получала 5/5), - на раздельные «Ъ» и «Ь» знаки, потому что мама со мной позанималась.
Словом, хоть я и прожила еще совсем ничего – воспоминаний у меня целая кладовая.
Занятия в студии «Художественного слова» - это моё настоящее. Н.Н. Закутаева – мой преподаватель – редкий человек, очень добрая, эмоциональная, открытая, талантливая женщина. Я её очень ценю.
Порой, сидя на кресле напротив неё через длинный деревянный стол, я представляю, что она волшебница; что у неё, то распускаются и вьются на ветру длинные волосы, то собираются в узел; что мы не просто читаем, а колдуем; будто она говорит, а её слова не исчезают, а кружатся в воздухе, бьются о стены и можно схватить их рукой и посмотреть, что они из себя представляют. И вся комната – просто напросто отдельный мир, заходишь в неё - и забываешь то, что оставил за дверью. Пианино, длинный стол со множеством стульев, диван, кресла, словно из прошлого века, важно, но по-доброму принимают тебя. Работать с текстом – не просто выучить его наизусть, а понять героев, их мысли, чувства и сказать так, чтобы это поняли все остальные.
Однажды мама привезла меня в Москву и первым делом показала МГУ – настоящий замок, она хотела, чтобы у меня появилась цель, чтобы я училась. И я стала мечтать о МГУ. И видя теперь это здание, поднимаясь из перехода, я говорю про себя: «Как хорошо, что мечты сбываются».
Ушакова Дарья, 14 марта 2011 год.
Творческая биография и рассказы размещены на страницах в авторской редакции.
На столе, в левом углу, стояла чёрно-белая фотография маленького мальчика в белой рамке, покрашенной от руки. На ней висела паутинка, словно комочек ваты только с серым оттенком. Выражение лица ребёнка заставляло задержать на нём взгляд. Он с любопытством всматривался, глядя снизу вверх, на окружающих, с удивлением подняв брови и упрямо стиснув губы. Рядом, чуть правее, икона Николая Чудотворца, Который ясно смотрел на девушек, вошедших в комнату. От его взгляда почему-то наворачивались слёзы и на сердце тяжелело. А рядом, здесь же на столе, лежал всякий хлам : бокалы из-под чая, один с зайчиком, другой с флагом России и громкой надписью «Я патриот», выглядевшей сейчас смешно, а третий просто с какой-то картинкой; под завалом листочков со стихами учебник английского языка; косметичка, из которой торчат синие, чёрные туши, помады, блески, тени и всё такое; тарелка, на которой горкой громоздится куча шелухи от семечек; пачка карт, с изображением дамы Черви.
• Что, давай в картишки на деньги.
• Да ладно, может не надо…
• Да не бойся.
• Нет… не хочу…
• Да ладно. Чё ты в самом деле.
Трое девчонок примостились около столика. Новые карты легко раздавались и приятно ложились на руки.
Тусклое освещение откидывало тени от девушек, создавая причудливых двойников. А ведь интересные игроки попались.
Первая, хозяйка дома, довольно стройная «леди» с голубыми большими обрамлёнными густыми ресницами глазами, которые излучали добрый свет. Но сейчас его не было, от того что девушка сосредоточенно смотрела в карты. Как же они изменяют человека!
За окном гремел гром, шёл сильный дождь.
Справа же, присев на кровати, расположилась другая девушка, лет 17. В её длинных тёмных волосах бегали блики, брошенные светом лампы. От сильного загара, казалось, что она настоящая индианка. Милое личико; улыбка, от которой весь образ приобретал какое-то лукавое выражение.
Игра накалялась, что-то внутри изменилось в девушке, и тут произошла перемена, словно тень пробежала по её лицу, и оно враз стало другим : губы стиснуты, из них сквозь зубы вылетает что-нибудь едкое; в глазах забегали огоньки злости.
Третья девушка сидела напротив. Ей было не по себе, она уже играла на деньги в детстве и всегда проигрывала (горькое чувство, обида, задетое самолюбие пробуждают внутри что-то чужое, злое, непонятное). Жизнь совершенно перестала отражаться на её лице.
Время быстро убегало. Мир вокруг этой тройки игроков остановился. Никто не знал, но около них играли тени – бесы, радующиеся этой «весёлой» игре, которая на самом деле, не была такой забавной.
С каждой прошедшей минутой голова становилась всё больше не своей, её словно сжимало в висках. Это начинало утомлять. Даже самым азартным игрокам постепенно стало скучно. Игра закончилась. Подсчитали, сколько кто кому должен.
Никто не заметил, как икона Николая Чудотворца ожила. Его глаза блестели от слёз, а на щеке остался след от слезинки.
Был уже вечер, гроза утихла, но небо серой массой нависало над домами и плакало.
Может оно жалело загубленные души?
• Девочка, а девочка, зачем памятники грабишь?
У маленького заборчика на корточках присела девушка, белые волосы торчали из-под чёрной вязаной шапочки. И вся она превратилась в чёрный комочек. По тяжёлому мокрому снегу был проложен одиночный след. Тропка не была утоптана, а бугрилась неожиданно потревоженными комочками снега.
Всё оставалось тихим и безжизненным. Только крохотное сердце застучало сильнее, ему вдруг после этих слов показалось, что мир вокруг покрылся чёрной завесой мрака.
Девочка пришла поклониться герою, который не пожалел даже самого дорогого, что у него было, - жизни ради нас, чтобы мы могли учиться, работать, общаться, говорить друг другу добрые слова. Неужели он умирал для того, чтобы, придя к нему на «могилу», девочка услышала эту «шутку»?
Казалось, мальчики-подростки даже представить не могут, что к памятникам возлагают цветы, к ним приходят, как к живым. Они были удивлены, увидев в заброшенном парке посетителя, настолько, что тупая, неподходящая шутка вырвалась на волю, так и не получив ответ…
Сердце билось, как в клетке, при каждом ударе о стенку причиняя себе боль.
Это маленькое создание не вписывалось в мир заброшенной славы. Белое полотно снега обжигало своей холодностью. Одинокие тёмные деревья, выступавшие вперёд и в стороны, стояли, не шелохнувшись. Зелёная плесень расползалась по их стволам, почти на каждом висело по два и больше грибов-убийц, высасывающих из них жизнь. Небо было серое, его полотно закрывало солнце: даже казалось, что оно никогда не светит в этом мире мрака.
Где-то слышались голоса собак, обиженных судьбой и лаской. С моста доносились крики мужиков-рыбаков. Изредка кто-то кашлял, проходя мимо, да шептали санки, нагруженные чем-то. Но вообще царила тишина, слегка злая и безразличная.
«Герою Советского Союза Лапушкину Иосифу Александровичу от комсомольцев и пионеров села Ижевское» - гласили чёрные буквы на выбитой на памятнике табличке.
Снег был холодный и не таял в застывших руках…
Казалось, душа героя, улетевшая из рая погостить на родину одну-другую недельку, застыла от удивления, увидев свой памятник. Но радость сменило недоумение, потом печаль, а потом и захватывающее полностью горе – то был не памятник, а мир заброшенной славы.
Душу вновь, как тогда, в последнем бою, сковало железом. Только там все чувства умерли из-за любви к людям, их счастливым лицам, полным слёз радости: надо было стоять насмерть, не жалея себя для тех детей, мир для которых не должен был стать чёрным. Второй раз был ужасен и жесток. И не существовало этому объяснения.
• Прости, покойся с миром…
Ветер закружил слова девчонки и донёс до памятника. Душа, прижатая к земле, выпрямилась, сбросила тонны железных цепей и взметнулась ввысь, летя к себе домой.
Однажды, гуляя, я оказалась около нашего Ижевского озера. Вода спокойно колыхалась в нем и отражала небо. Но в каждой волне скользило что-то неуловимое, загадочное, точно волшебные искры вспыхивали то тут, то там. Я присела рядом, и под убаюкивание озера передо мной, как в кино, стали расплывчато вырисовываться картины прошлого…
Еще более тысячи лет назад всё левобережье среднего течения реки Оки было покрыто лесами и болотами. Но уже тогда в этих неприступных дебрях жили люди, среди которых и зародилась эта удивительная легенда.
Жил-был молодец, и звали его Ской. Стройный, высокий, добрый, веселый, с золотыми руками, с огоньком в ясных синих глазах, все девушки по нему вздыхали. И никто не замечал, как порою становился его взгляд задумчив, а в глазах отражалось бесконечное синее небо. Оно манило Скоя к себе. Он хотел стать птицей, чтобы хоть чуть-чуть прикоснуться к нему. И не было на свете человека, который так любил бы небо. Каждую ночь Ской не спал – ему не давали звезды… Он не просто смотрел на них и любовался их тайным мерцанием - юноша разговаривал с ними. Ской понимал звезды по легкому подрагиванию, оттенку света, расположению. Он мечтал, мечтал…
И была девушка Ижева - глянет, словно насквозь всю душу увидит. Молода, но умна, будто жизнь прожила. Да такая красивая, словно из тайны соткана. По коже загар разливается, губы цветком алеют, со лба медные пряди спадают, черные ресницы к небу загибаются, а в зеленых глазах доброта светится. Каждого человечка жалко ей было. Ижева дар имела - людей лечить, целый день всем помогала. А если выпадала свободная минутка, на озеро бежала, уж очень она воду любила. В плеске воды голос природы слышала, советы, как лечить людей спрашивала. А, залюбовавшись красотой, её окружающей, плакать начинала, уж так душа её радовалась.
И случилось так, что Ижева и Ской встретились и полюбили друг друга. Но вместе быть у них никак не получалось. Ской любил небо и, как только показывалась первая звезда, пропадал: он искал пути, чтобы взлететь. Ижева с утра до вечера посвящала себя хворым людям, разговаривала с водой. И лишь на закате, пока садилось солнце, они могли видеться. Но этого было так мало для них! Как им хотелось все совместить: любить друг друга, небо, воду, людей и быть вместе весь день.
И вот однажды, в один из таких закатов, явилась им женщина и сказала, что может исполнить их желание с тем условием, что станут они бессмертными.
Обрадовались Ижева и Ской, взялись за руки, обернулись, а женщины словно и не было. Только тут увидели все, как засветился Ской ярче солнца, выскользнули его руки из рук Ижевы, и начал он подниматься в небо, пока не превратился в звезду. Заплакала девушка, поняла, что значили слова той женщины «стать бессмертными», смахнула рукой слёзы, посмотрела на Скоя, улыбнулась и вдруг стала бледнеть, пока не превратилась в воду, а потом большой волной разлилась озером в форме буквы И, чтобы милый её всегда отличить от других смог.
Так и до сих пор Ижева и Ской любят друг друга и каждый день видятся, и каждый своим любимым делом занимается. И через тысячи лет они будут бессмертными.
А село наше в их честь названо: в нем соединены два имени Ижева и Ской – Ижевское.
Удивительная история закончилась, и вновь передо мной было спокойное озеро. Но теперь я знала, что оно живое, а ночью решила отыскать звездочку, чтобы, находясь на другом краю земли, увидев её, вспомнить о родном доме.
«Вновь этот сон», - встревожилась женщина, очнувшись от детского кошмара. Она не могла после этого сидеть дома. Воспоминания прошлого звали за собой на кладбище.
Призрачный силуэт женщины, шорох листвы под ногами.
«Погибшим летчикам» гласили золотые буквы на чёрной ленточки венка, прикреплённого к винту от самолёта, по бокам которого, как стражники, стояли два памятника. На соседней оградке висели блестящие капельки – след осеннего дождя. На серых стволах трепыхались жёлтые, оранжевые, слегка зелёные листья и сбрасывали с себя дождинки, которые стучали по плотному ковру листвы, безжизненно распластавшейся по земле. Вдалеке пролетели две птицы и скрылись за деревьями. Тихо, рассыпаясь серебром, пищала птичка в другой части кладбища.
Ленточка «Погибшим лётчикам» дрожала от лёгкого, неуловимого дыхания воздуха. Два стража-памятника, с оторванными кем-то звёздочками, винт от самолёта, украшенный двумя венками, и оградка были чёрными, словно обгоревшими после катастрофы, с толстым слоем сажи.
Мимо проезжали по дороге люди, и ни один не повернул голову к кладбищу – кто ушёл, тот забыт…
Этот мир был тих спокоен, но даже здесь что-то происходило : цветы на могиле шевелились; резкий крик птицы заставлял вздрогнуть; листья дрожали, казалось, что они что-то шепчут; лица с фотографий умерших смотрели прямо в душу, угадывая в ней сокровенные мысли. Кладбище молчало, словно хотело что-то сказать, но зная больше, чем мы, не могло говорить, ради нас же.
Катюша… Катя… Катерина… Катерина Николаевна…
Вспомнился сон, который так часто снился ей в детстве, заставивший её, спустя столько лет уже взрослую прийти сюда на сельское кладбище.
Воскресенье. Июнь.
Ещё совсем рано, но в домах уже никого нет – все поспешили на базар.
Село стихло под розовыми лучами восходящего солнца. Непонятно откуда начали появляться пчёлы, жужжание, как ворчание хозяюшки, заползающие в нежные, издающие тонкий приятный аромат цветы; следом за ними факелами вспыхивали шоколадные, жёлтые бабочки. Стайки птичек, весело щебеча, как орава ребятишек, перелетали с одного куста на другой.
Небо ласково обнимало, накрывая лёгким шёлковым голубым покрывалом.
Всё было зелёным : трава, высокая, с сильными сочными стеблями, в которой светилось множество маленьких солнышек-одуванчиков; деревья, от которых ещё веяло свежестью ночи, казались живыми людьми, в каждом можно было заметить то девушку, лёгкую и весёлую - это берёзка, то важную даму, поправляющую причёску – яблоня, а то и кучку детей, играющих в песочке – какой-нибудь куст.
Всё село собралось на одной улице, загалдело и зашумело.
Но резко, словно одним движением руки, сорвали счастье и радость, а взамен набросили тревогу и страх.
С северо-запада по направлению к озеру несся горящий, дымящийся самолёт. Он снижался и вот-вот должен был упасть. Ревущий гул двигателя сковывал страхом людей.
Сильно затрясло. Кабину заполнил едкий дым. Самолёт застонал.
• Нас подбили! Мы горим!
• Приготовиться к эвакуации!
• Стойте!
• Насчёт три выпрыгиваем! Раз, два!..
• Впереди село, если мы эвакуируемся, самолёт рухнет прямо на него!
• Нас четверо, там сотни.
• Держитесь! Попытаемся дотянуть до озера!
Земля содрогнулась от удара.
Рыбаков, сидящих на мосту, как бумажных кукол, подняло в воздух и бросило в воду. Озеро озверело и набросилось на улицу, сбивая всех с ног.
Люди-муравьи бросились спасать лётчиков.
Озеро, открыв бездонную пасть, пожирало остатки самолёта. Белыми медузами скользили на поверхности парашюты и носовые платки. На воде плясало безжалостное пламя – горело топливо.
Человек в лодке боролся за жизни лётчиков.
И вот на берегу первый герой.
Лётчик приоткрыл глаза, голубые, как небо, в них в последний раз блеснуло что0то детское, задорное, обвёл всех уже гаснувшим взглядом и тихо, еле шевеля губами произнёс : «Живы…». Грудь приподнялась и безжизненно опустилась, стеклянные глаза застыли на маленькой девочке.
На берег аккуратно опустили ещё двоих.
У второго лётчика на виске распустилась алая, кровяная роза, третий потерял руку и ногу.
Четвёртого же нашли через несколько дней.
Катерина Николаевна задумалась. Воспоминания зашевелились в ней…
На военной карте лётчиков было наше озеро Ижевское, но отсутствовал мост, о который они и разбились.
Эта катастрофа случилась 16 июня 1945 года. Время стёрло имена и фамилии лётчиков, но Катерине Николаевне всегда будет помнить : Иванов, Шарафутдинов, Гейшель. Для всех остальных они стали просто неизвестными лётчиками.
Прошло несколько дней после похода Катерины Николаевны на кладбище, прежде чем на сердце стало спокойнее. И вот как-то, идя по своим делам, на её пути нарисовалось озеро. Каблуки медленнее застучали по асфальту – мост, место той страшной катастрофы, притягивало к себе.
На дорожках парка неряшливыми берёзками были разбросаны бледные жёлтые листья. Сквозь дрожащие на ветру ветки деревьев виднелось голубое небо с сине-фиолетовыми облаками, которые быстро ползли на запад.
Вдали простирались поля, позолоченные лучиком солнца.
Озабоченно крякали утки в кустах – скоро улетать.
Но само озеро Ижевское было спокойное и важное, пленённое перекинутым через него бетонным мостом. На берегу росли пушистые деревья, только-только начинающие желтеть. Вода озера, как зеркало, отражала небо, которое мягкими тонами голубого, синего, фиолетового, розового, молочного расплывалось в нём. Эта небесная ткань слегка рябилась от холодного ветра.
Около нового моста торчали сваи – остатки старого…
В отличие от людей озеро помнило трагедии прошлого.
Перламутровое, синее небо переплетал треугольник ветвей высокого дерева, изогнувшегося, как девушка в танце, вскинув руки вверх. Яркий неестественный голубой цвет вывески манил к себе. Уродливые, с обрезанными сучками деревья были украшены желтыми напудренными париками из тысяч светящихся маленьких лампочек, о тчего казались сказочными, окутанными волшебством. Железное море машин светилось красным огнём фар. Аккуратные дома казались поставленными на одно ребро спичечными коробками. Жители города, как ночные бабочки, летели на яркий свет. Девушка чувствовала себя маленьком солдатиком, которого поставили в игрушечный макет города. Люди шли, куда-то спешили. Она тоже шла, тоже спешила, но в отличие от них не жила их жизнью. Все проблемы других казались глупостями, просто ерундой.
Сердце громко стучало. «Домой, домой, скорей домой!»
Короткая стрижка, быстрая походка, стальное, холодное лицо.
Если бы люди не спешили так по своим делам и взглянули на эту девушку, то испугались бы этих неживых глаз.
Шум листьев и шум капель усиливался и, нарастая, превращался в гам, наполняющий все. Он недобро бил по нервам, и на глаза наваливались горькие слезы, но девушка давила их, моргая густо накрашенными ресницами.
Внутри все бушевало: неизлитая тяжесть, сгущая кровь, медленно подползала к сердцу, давя изнутри, угнетая и прижимая к земле. И вот у самой души темный бурлящий поток столкнулся с весело журчащей серебряной родниковой водой.
На мгновенье комната озарилась вспышкой молнии, по небу прокатился раскат грома. Сильно кольнуло внутри, и сердце разбилось, рассыпавшись на хрустальные кусочки: его больше не будет, оно умерло…
Невольный страх навевал ощущение сладкого чувства способности на что-то дикое. Нож не казался обычным кухонным предметом, он словно ожил, его блеск завораживал. Кровь питала нераскрывшиеся чувства.
За столом сидела женщина в черном брючном костюме, но с её строгим лицом произошла перемена, на что сразу все обратили внимание. Анна Ивановна рассеянно смотрела в листок с планом работы и не отвечала на вопросы. Она побледнела настолько, что казалось сейчас упадет без чувств, её сердце бешено стучало.
- Анна Ивановна, что с вами? – испуганно спросила секретарша.
- Домой, домой, скорей домой! – задыхаясь проговорила она и бросилась вон из кабинета.
Квартира была не заперта. Женщина быстро распахнула двери. Предчувствие её не обмануло.
- Дочка…
Первые лучи солнца, касаясь макушек деревьев, проникали через окна в палату и освещали женщину. Она, постаревшая в одно мгновенье, за одну ночь, сидела на стуле возле больничной кровати.
Вдруг женщина встрепенулась, нагнулась над дочкой. Та с трудом приподняла тяжелые ресницы, сквозь слабые губы прозвучало еле слышное: «мама»…
- Нет, молчи, не говори ничего, - умоляющим шепотом попросила женщина, - ты еще очень слаба.
Её голубые глаза заблестели, две слезинки быстро скатились по щекам.
- Я теперь всегда буду рядом с тобой.
Вера жила с мамой одна. Порой ей было так одиноко, что мир вокруг казался клеткой, в которую её заперли, скрывая от неё настоящую жизнь. Но однажды, в весенний денек, когда дыхание разбуженной земли проникает в душу, в ней что-то проснулось, ожило, застучало и захотело подняться вверх, к облакам. Она влюбилась. Клетка, её темница, рассыпалась от первых солнечных теплых лучей.
Застучал осенний дождь, крылья любви намокли и разломались. Вера вновь оказалась в своей клетке, только теперь она знала, что такое настоящая жизнь, как поёт сердце от радости каждому дню. Девушка чувствовала себя брошенной, никому не нужной. Она не верила, что когда-нибудь клетка вновь раскроется, а перед ней распахнется новая жизнь. Вера решила умереть, отказаться бороться, надеяться, ждать.
Солнечный зайчик путался в маминых волосах, от её доброго взгляда было тепло, как в детстве. Весь мир казался новым, совершенно другим. Прошлое осталось за спиной, началась новая тетрадь, на чистом листе которой ещё ничего не было написано.
Тихонько отворилась дверь. На пороге, в накинутом на плечи белом халате, с огромным букетом цветов стоял папа, ему хватило одного взгляда, чтобы понять, как он любит свою Анечку и Верочку.
Холодный, вязкий туман ползал у корней сосен-великанов, он, словно обронивший в темноте ключи человек, шарил огромными руками по земле, запуская свои тонкие длинные пальцы в шерстку Прохвоста.
- Это последний склад на сегодня, скоро светает, - сухо сказал он своим напарникам, ловко орудуя деревянными палочками, взламывая сложный дверной замок.
Ровный земляной пол был чисто выметен. В уголке, на плетеной кроватке, громко сопя, спал Старичок-Светлячок - отличный сторож, на случай, если не думаешь, что тебя могут ограбить. От его золотых усов и пижамы расплывались желтые круги света и мягко подсвечивали сочную землянику, блестя в каждом её зернышке. Ягоды большими пучками висели на стенах - сплетенных потрескавшихся шершавых корнях. На травянистых стеблях-нитках большими ломтями под потолком висели сушеные белые грибы. А на ватистых лопуховых листьях были насыпаны ровные кучки, отсортированных по размеру, кедровых орешков. И все это пахло летом.
Прохвост - матерый вор - ястребиным взглядом окинул кладовую, в один прыжок очутился около Старичка-Светлячка, заклеил ему рот липким листком, привязал крепкими травяными стеблями к кровати и завязал глаза. Предусмотрительность - вот что спасало этого отчаянного бельчака, сухим выносившего свой хвост из любой передряги.
- Ссыпайте орехи в мешки и уходим.
И через несколько минут четыре фигуры с мешками на плечах исчезли в тумане.
Выкатил кто-то раскаленный розовый шар из-за горизонта - начался день. Зашевелился лес, сбросил с себя дрему. И покатилось по веткам да травинкам радостное «Здравствуй!» между зверями. Молочный туман на небе расплывался в облачка, обнажая бирюзовое брюшко. Солнце, умывшись росой, начинало весело желтеть, прогоняя хмурые тени.
Кисточка распахнула глаза и долго смотрела в потолок. Ей уже не нужно было тут же вставать и спешить на поляну за ягодами, собирать грибы да орехи. Уходила красавица осень, потихоньку подкрадывалась зима.
Кисточка потянулась, встала и начала хлопотать, а чтоб лучше дело ладилось, песенку запела. А на улице так громко птички щебетали, что не утерпела и выскочила белочка на крылечко, а рядом на другой сосне соседка тоже солнце хвалить вышла.
- Здравствуйте, тетя Роза!
- Здравствуй, Кисточка. Погодка-то сегодня какая...
Большая капля сорвалась с мягких сосновых иголочек и тяжело шлепнулась об макушку белки. Кисточка удивленно ойкнула и засмеялась над собой.
- Говорят, новый магазин у Барсука открылся, там чего только нет. Ты сходи, посмотри сама. Можно свои запасы лишние обменять на Что-нибудь или продать.
- Спасибо, тетя Роза. Обязательно туда спрыгаю.
Цепляясь острыми коготками за кору дерева, белочка слезла вниз, к корням, чтобы сходить в кладовую.
Дверь была приоткрыта; щель, окаймляющая её, светилась желтоватым светом, как прищуренный глаз чудовища. В углу беспомощно дергался Старичок-Светлячок.
- Дедушка, кто же вас так, - тихо проговорила Кисточка, спеша к светлячку. Белочка вонзила острые зубы в прочные нитяные стебли и ловко перегрызла их,
сорвала повязку с глаз и липкий лист, не хотевший расставаться с дедушкиными усами. Старичок-Светлячок широко открывал рот, словно ему не хватало воздуха, силясь что-то сказать, и выпучивал глаза, как морской окунь. Затем, наконец, прошипел: «Обокрали...» и затарахтел, как пулемет, что «леший попутал, дрему нагнал», что «не углядел старик никчемный» и «что же теперь будет».
Кисточка обвела глазами кладовую. Сочные ягоды земляники все так же большими пучками висели на стенах; под потолком, словно новогодние гирлянды, растянулись нити нетронутых ломтей белых грибов; вот только лопуховые листья были пусты и напоминали домашние коврики, и лишь на одном лежала небольшая кучка орехов.
«Обокрали, о-бо-кра-ли», - причитал Старичок-Светлячок, сидя на кровати и раскачиваясь из стороны в сторону.
Пролетала мимо дежурная Сорока-Ненарока, услыхала ненароком причитания светлячка и понесла на своем хвосте весть в лесную милицию, что обокрали кладовую Кисточки.
Не успели и глазом моргнуть, как уже следователь пришел, представительный такой, пожилой бельчак. Ноги перед дверью вытер, зашел и бравым голосом заговорил:
- Разрешите представиться - Следователь-Правда. Это у вас, гражданочка, совершена кража?
И полились вопросы на бедную Кисточку: «что?», «зачем?», «у кого еще были ключи?», «когда обнаружили пропажу?» и все остальное.
- Вы не волнуйтесь так, - успокаивающе подытожил следователь, - пропажа обязательно найдется. Это уже не первая кража в этом стиле, думаю, дело рук одной шайки. Вчера открылся магазин «Барсучья лавка», скорее всего грабители сдадут краденое туда. Мой вам совет, сходить и посмотреть, нет ли там ваших орехов. Только ведите себя осторожно, главное не спугнуть преступников.
Следователь-Правда попрощался и вышел.
- Делать нечего, Старичок-Светлячок, - вздохнула Кисточка, - возьму ягодок пучок, продам, а там посмотрю, авось свои орешки примечу.
Со всего леса тянулись вереницы зверей. Кто целыми семьями, кто по одиночке спешили к барсучьей норе. Радостно гомоня, шевелились две змейки-очереди. В первую выстраивались те, кто сдавал свой товар. Тут были и хозяйственные пчелки, с бочонками меда и нектара; и ежики, с целым магазинами на иголках; и грачи, продававшие сапоги; и зайчата, с вкусной корой; и бельчата, со сладкой водой; а, получив монеты, спешили они все во вторую очередь - к входу в «Барсучью лавку».
Барсучья нора была в несколько раз больше кладовой Кисточки, повсюду здесь летали молодые светлячки, от чего казалось, что все вокруг покрыто золотом. До самого потолка ломились полки разными товарами: начиная от грибов, ягод, меда, орехов и заканчивая зеркалами, кроватками, игрушками, книжками.
Вдруг Кисточка увидела знакомую фигуру, спешащую к выходу. Это был её дядюшка Том, приезжавший к ним летом домой и показывавший ей в детстве разные фокусы.
- Дядюшка Том, подождите! - закричала она ему, догоняя.
- А! Племянница. Ведь я вот со своими молодцами-сыновьями только к тебе собирался и подарочек прикупил. Мать-то дома?
- Не. Она у бабушки с дедушкой гостит, завтра только должна вернуться. Как хорошо, что я вас встретила, мы же в другой дом переехали.
- А это из-за чего же? - удивился дядюшка.
- В наш летом, когда гроза страшная была, молния как стукнет - дерево аж надвое раскололось, - быстро затарахтела Кисточка, - мы чуть со страху не умерли. Повыскакивали скорей из дупла. Потом в старый дедушкин дом переехали, обустроились. Я тут орешков хотела купить, не походите со мной? А то такой выбор большой, просто глаза разбегаются!
- Хорошо. Пошли вон туда, - махнув в сторону больших ореховых горок, предложил дядюшка Том.
- Самые замечательные орехи - это мои. Да я тебе их и так могу принести, у меня такого добра много, - хвастливо предложил он.
- Только ты мне вот что объясни, зачем тебе их покупать? Вы же с матерью всегда столько орехов напасете, что хоть магазин свой открывай, - недоуменно заговорил дядюшка Том.
- Да все дело в том, что нас вчера ночью обокрали. Представляете, Старичка-Светлячка связали, привязав к кровати, - таинственно зашептала Кисточка.
Она подпрыгнула и, вонзив коготки в плотную коричневую шкурку, выхватила большой орешек, нескромно выпятивший свой бочок; отчего, потеряв равновесие, другие орехи опасно зашевелились, угрожая рассыпаться по всему полу. Но вовремя подоспели светлячки и спасли пирамидку от разрушения.
- Да... Дела, - протянул дядюшка Том, а среди «своих» просто Прохвост. Кисточка смешно зашевелила носом, обнюхивая орех, повертела его в лапках,
внимательно прищурив глаза, и даже лизнула за бочок. Приятный сладковатый вкус и знакомый запах сушеных белых грибов и земляники не оставлял никаких сомнений в том, что этот её орех.
- Вы говорите, что это ваши орехи? - сдавленно спросила Кисточка.
- Да, - тихо ответил Прохвост. Он впервые почувствовал себя беспомощным и слабым, ведь ещё никогда не приходилось ему смотреть в глаза тем, кого он ограбил.
Следователь-Правда уже давно наблюдал за Кисточкой, и его профессиональное чутьё подсказывало ему, что именно сейчас тот момент, когда нужно вмешаться.
- Вы обвиняетесь в совершении ряда краж, - раздался грозный голос следователя, и тяжелые наручники с лязгом захлопнулись на лапах Прохвоста, - Гражданка Кисточка, вы подтверждаете свое предположение о виновности этого лица?
Прохвост, не успевший понять, откуда взялся этот следователь, медленно перевел большие зеленые глаза на Кисточку. Глупо было бы сейчас клясться ей в том, что он ничего не крал. «Пришел твой час расплаты», - ехидно подшутила над ним совесть, вылезая наружу из норки, в которую Прохвост её запрятал. Она сверкнула в его глазах чем-то юношеским, добрым, похожим на раскаяние.
И в этот миг Кисточка вспомнила, как точно так же искрились добрые глаза дядюшки Тома, когда он подкидывал её на лапках в детстве.
- Стойте! - закричала она. Что же вы такое делаете? Это же мой дядюшка Том! Он только сегодня приехал в наш лес. Отпустите его немедленно!
- Дядюшка? - неуверенно переспросил Следователь-Правда. Тогда прошу прощения. И объясните ему, пожалуйста, гражданочка Кисточка, что идет следственный эксперимент, дома наговоритесь потом, - и с этими словами он важно развернулся и растворился в толпе.
- Это же не вы украли орехи? - почти с мольбой в голосе спросила белочка.
- Конечно нет, Кисточка, - уверенно ответил Прохвост. «Оказывается, врать больно», - сказал он совести. «А ты как думал?» - ответила та ему.
- Ой. Какая же я глупая, - испуганно заговорила белочка, - ведь я чуть вас не оклеветала напрасно. Да как же я могла так на вас подумать? Ведь это уму не постижимо. У каждого же орехи хранятся в кладовых, где пахнет земляникой и грибами. А я так на вас подумала... Простите меня...
- Ну хватит, в самом деле, я не сержусь, - ласково гладя по плечу, успокаивал Том Кисточку. Я пойду, не буду мешать, как сказал следователь, - и поспешил к выходу.
Глупой затеей было искать свои орехи в магазине. Кисточка перепробовала ещё кучу других, но все так же пахнувших орехов. Она же не подписывала их. Посмотришь на орех - орех как орех, вот и все, и ничего не поделаешь. Так и вернулась белочка домой, смирившись с тем, что вора уже не найти.
Приползла черным зверем холодная ночь, и кто-то великий накинул на неё золотую сеть из звезд.
Мягко наступая на сухую листву и пригибаясь под тяжестью мешков, шли четверо бельчаков, освещаемые лунным фонарем.
- Ставь здесь, - прошептал Том.
Он сам поровнял мешки и постучал в дверь.
Послышалось кряхтение, зазвенел ключ о замок. Старичок-Светлячок вышел на порог, сжимая в руках ружьё.
- Кого тут ещё леший принес? - настороженно спросил он.
Но в ответ только промолчала тишина. А перед самой дверью стояло три мешка орехов.
- Эка невидаль, никогда не видывал, чтобы воры краденое возвращали. Старичок перекрестился и затащил мешки в кладовую.
Выглянуло солнце из-за сосен-великанов, чтобы подивиться на то, как замерли травинки и веточки под белой ледяной коркой - инеем, и оживило, растопило их.
Зашумел лес приветствиями зверей и новыми сплетнями. От одной сосны к другой летела весть о том, что воры-то всем краденое в лесу вернули, и не верили этому, и дивились.
Старичок-Светлячок, Кисточка и её мама, Пушинка, пили горячий чай со сладкой земляникой и никак не могли наговориться о краже, случившейся вчера, и о том, как загадочным образом орехи вернулись обратно. Им было и смешно, и весело вспоминать теперь о случившемся.
В дверь постучали.
- Мама, я открою. Это, наверно, дядюшка Том с сыновьями, - весело заговорила белочка, подбегая к двери.
- Здравствуйте! А вы слышали, что воры всем краденое вернули? Правда, чудеса? -сходу затарахтела Кисточка, не давая и слово никому сказать.
- Правда чудеса, - серьезно ответил дядюшка Том. «Никогда больше в жизни не буду воровать», - решил он раз и навсегда.