Триптих

В.Авилову

* * *

Поздней весной, когда кругом зацветает сирень, солнце отражается в одуванчиках, и дни стоят голубые и прозрачные, вдали от города, в тиши, хорошо идти просто так, без цели, по чуть заметной тропинке и вдруг, раздвинув кусты, оказаться на берегу незнакомого быстрого ручья.

Пусть он не очень широк и совсем не величествен, но, каждое мгновение меняясь, преображаясь, он сверкает на солнце тысячью золотых зеркал, весело играет разноцветными камешками на перекатах, превращая их в сказочные самоцветы, а в тени зеленых ив кажется вдруг неподвижным и задумчивым. Лишь чуть покачивается на нетерпеливых волнах упавшая ветка сирени — словно корона из звездного света.

Так и тянет бросится в эту прохладную свежесть — хрустальная радуга брызг взметнется на солнце, на миг остановится сердце, и дух захватит от студеной воды. Неглубоко, но течение быстрое, и вот уже мимо проплывают удивленные берега, участливо склоняются к самой воде черемухи, роняя в легкую пену последние лепестки, и беззаботно смеются одуванчики.

Но попробуйте заговорить с ним! Каждое ваше слово он оставляет позади, едва лишь оно произнесено. Тот же, но все время другой, непохожий, перемена— имя этому потоку, и вечное стремление вперед, к неведомому морю — его единственный ответ.

* * *

Когда лето на вершине, и наступают дни, необъятные, как небо, когда ранним утром зеленый мир просыпается вместе с тобой, и в окно заглядывают растрепанные березы, а в саду весело и суматошно чирикают воробьи, — с дальних лугов, из клеверного и шмелиного царства, налетает зеленый душистый ветер. Он окончательно разгоняет остатки рассветного тумана и снов, он пронизан солнцем, он зовет, обещает... И ты раскрываешься навстречу ему, тебя охватывает счастливая легкость, волосы разлетаются в беспорядке, платье плещется, трепещет, — как парус, как крыло, еще немного — и...

Но попробуйте приручить его! Нет, он прилетает только тогда, когда сам этого захочет. И в неподвижные, сонные, тягуче-расплавленные от жары дни, в дни, когда, кажется, само Время позабыло о том, что оно существует на свете, вы будете напрасно звать его. В такие дни вы не добьетесь от него ни дуновения, ни ветерка.

Его можно попытаться поймать, хитростью заманив в ловушку. Но попав в плен, он перестает быть самим собой, он скучен и предсказуем. Он может цепляться за крылья ваших мельниц и жалобно плакать по ночам в каминной трубе. Но это уже не тот ветер. Он снова ускользнул от вас.

* * *

Холодной осенью, в час, когда незаметно сгущаются ранние сумерки, в опустевшем саду пахнет сыростью и опавшей листвой, последние сиреневые астры кажутся забытыми и ненужными, и вот-вот снова пойдет дождь, — когда позади дневные заботы, и друзья не придут к вам сегодня, в сумрачных комнатах поселяется тишина. Где-то чуть слышно капает вода, иногда доносятся неясные шорохи, шелесты, — старый дом словно вздыхает во сне. В гостиной многозначительно безмолвствуют старинные портреты, и на потускневших гобеленах застыли изысканные сцены охоты, где вытканные шелком разъяренные псы все никак не могут догнать остановившегося в изящном прыжке раненого серого оленя.

Друзья не пришли, но есть любимые книги, и рядом ждет початая бутылка коньяку, и горит камин. Ах, как хорошо сидеть вот так, у камина, в старом уютном кресле и, не зажигая света, смотреть, как комната медленно погружается в сумерки. Можно немного пошевелить угли — гнездо огня — и оттуда взлетает легкое облачко золотых искр, а из самой глубины, где изредка пробегают багряные и синие змейки, пахнёт вдруг лиловым жаром.

Можно часами смотреть в огонь. Он вьется, танцует, замирает, трепещет, вновь и вновь исчезая и возрождаясь, как сказочный золотой Феникс. Качаются синие тени, языки пламени сплетаются в странно знакомые, словно воспоминания о несбывшихся снах, фигуры, наделенные подобием призрачной жизни. Иногда эти видения прекрасны и кажутся небесными, иногда они — создания ада, но всегда — неожиданны и вечно в движении. Пламя завораживает, манит, вы незаметно погружаетесь в грезы наяву — самые загадочные и самые опасные из всех грез. Вы околдованы настолько, что невольно придвигаетесь все ближе и ближе — розовые блики скользят по лицу, рукам, играют в хрустале, превращая коньяк в волшебный золотой эликсир, и темный рубин в оправе перстня оживает, вобрав в себя отсвет древнего пламени, и блеск его великолепен и мрачен.

Но попробуйте прикоснуться к неуловимому, насмешливому огненному богу! Мгновенная боль, жестокий ожог — вот его поцелуй!

* * *

Ветер, поток, пламя — это то, чем мы можем лишь любоваться, не пытаясь завладеть. Тайная власть над ними — удел немногих, и я не из их числа.

Что же сказать о тебе, если ты изменчив, как поток, непостоянен, как ветер, если радостно гореть в твоем огне!

Человек ты или создание иных миров, как мне тебя удержать?..