О времена! О нравы!

Новый век положил начало новому тысячелетию. Поговаривают: родилась новая эра. Возможно, так оно и есть. Пусть историки с футурологами разбираются в этом как могут. Да и само течение жизни покажет, подскажет. А пока неплохо бы задаться вопросом: эти горизонты, вновь открывшиеся, чем светят они обыкновенному человеку, «заурядному», «простому»? Ну хотя бы «усредненной единичке». Каково ей живется-можется?

Если верить публичным сетованиям и признаниям, кое-кто принужден - дабы уцелеть и выжить - опять и вновь наступать на горло своей песне, искать особые какие-то ориентиры, а то и вовсе ломать себя через колено. Коли так, то, спрашивается, кому нынче комфортней - мыслящему тростнику или безмозглой дубинушке? И вообще - худо ли, ладно ли дышим мы все, мириады одноклеточных? Кстати, насчет новой эры. Родилась, не родилась - тут расклад зависит и от инфузорий. Любая туфелька равноресничная - разве не движитель эр и эпох? На свой манер, конечно...

“Брызги шампанского”

Буквально за одно десятилетие перепад произошел разительный. От него подчас веет бедой, безысходностью. Только, чур, это не повод для паники. В перекличке времен остались те же ключевые мотивы, какие были всегда. Взять, допустим, Россию и двадцатый век. Каскад революций, букет мировых и региональных войн, включая свирепые гражданские, плюс многие прочие катаклизмы - этого “добра”, всем известно, нам досталось с лихвой. И всё же, на мой взгляд, в натуре человека эти аномалии, даже взятые вкупе, не вскрыли ничего нового. И добавить не добавили.

В Москве, на проспекте Вернадского, не так давно жила семья: отец, мать (и он и она - с учеными степенями), сын-школьник, дочь-студентка. Дочь привела в дом нового жильца - юного инженера-питерца. Вскоре он стал ее мужем. А вслед за тем, не мешкая, явился на свет и осчастливил “стариков” новый полноправный гражданин, горлопанистый малыш. Но еще до этого посланец Невы успел изрядно сцарапаться со старшей четой. Да и меж собой - новоиспеченной чете никак не давался общий язык. Пошла вязкая перекрестная война. Родители устроили кормящей маме с грудным младенцем (по ее просьбе) отдельную квартирку - втайне от зятя. Страсти неуклонно раскалялись. В один из дней, придя с работы, молодой специалист увидел в прихожей весь свой скарб в упакованном виде, а тесть выглянул из кабинета и шепнул ему “пару ласковых”. Шепнул или не шепнул - поди установи теперь достоверно. Как бы то ни было, на реплику тестя (или же на его красноречивое молчание) у зятя был припасен ответ. Не то чтоб очень уж остроумный, но весьма острый - это точно. Он (новоявленный Родя Раскольников) выхватил из-под полы топор. Несколько маховых ударов по темени и по чем попало сокрушили доктора математики. На шум и вопль выпорхнула в прихожую теща. Ее встретил тот же аргумент, опять-таки не единожды повторенный. Впавшему в раж топору - в поле его “зрения” - попался и мальчик-подросток, сын порубленных. Топор ринулся к новой цели. Парнишке чудом удалось проскочить на лестницу. Топор - за ним. Мальчик - вниз, на улицу. Топор опомнился и вернулся к своим жертвам.

Долго еще по стенам и потолку прихожей красовались “брызги шампанского”.

Согласитесь: история из ряда вон. Но (будем откровенны) на фоне теперешней “вселенской смази” это вряд ли кого ошеломит и всполошит, никто не рванется бить в набатный колокол. Ежевечерне, расслабившись после ужина в мягком кресле, мы можем лицезреть на голубом экране кой-чего и “покруче”, “помасштабней”. Ахнем, охнем, чертыхнемся-матюкнемся - и побредем чистить зубы на сон грядущий. Бывает, конечно, и по-другому: кто-то с этой чернушной хроники ворочается ночи напролет, стонет, скрепя сердце и со скрежетом зубовным. Суть не в том. Так ли, иначе - любые наши эмоции, муки сострадания (хоть на стенку лезь!) ни капельки не сказываются на ходе и порядке вещей. И все-таки: давайте подзадержимся с тем молодым инженером-“дровосеком”. Поясню: я знал - лично знал - убиенную им пару. Сколько-то лет назад, чуть-чуть, но знал. Сперва понаслышке, через общих знакомых, потом были и контакты.

Его звали Андрей, ее - не помню как. Он был страстный спорщик, широко начитанный, знаток музыки. Мне случилось разок побывать в доме его матери, профессорши от математики (как и сам Андрей и его отец). Отца, действительного члена Большой Академии, я уже не застал. Надо сказать, это была династия сугубо академическая; в прямом родстве с ними состоял даже Президент Академии (на тот момент тоже ушедший). Эта вот именитость, влиятельность их рода и послужила мне стимулом для визита. Мой близкий друг, поэт, правдо- и правоискатель, отбывал тогда семилетний срок в Мордовии, в лагере строгого режима, мучительно там болел. Требовалось срочно направить его в Ленинградскую спецбольницу для тщательного обследования, но добиться этого никак не удавалось. Тогда мне и посоветовали - через Андрея выйти на его родительницу (ее знали как человека отзывчивого, стойко принципиального), просить ее изыскать какие-то каналы, посодействовать спасению друга. Каналы не сработали. Друг погиб, 33 лет от роду. А с Андреем и его женой мне больше всего запомнилась встреча, оказавшаяся, увы, последней. И - как выяснилось потом - знаковой. В одной из университетских квартир была моя читка. Собрались ученые ребята. Перед читкой Андрей сделал мне ряд пылких замечаний по поводу “Диалога с Достоевским” - большой работы, которую я в том году закончил и давал по цепочке интересующимся. Федор Михайлович был кумир Андрея. И вышло, оказывается, так: наш пустяковый, хоть и горячий, идейный спор обернулся, спустя сколько-то лет, столь вычурным, косвенно-опосредованным приветствием от обожаемого классика. Бесовщина, гениально схваченная Достоевским (он, напомню, воспроизвел ее не только в “Бесах”), ворвалась в быт, в бытие Андрея и, наконец, вломилась в его черепную коробку - сокрушительной лаской стального лезвия.

Индейские бумеранги

У русских дуэлянтов брошенная к ногам перчатка означала вызов. Для аборигенов Америки таким знаком - при объявлении войны - служил топор. Есть выражение: топор войны (в отличие от трубки мира). Родион Раскольников взялся за топор “по теории”, чтоб “вопрос решить”: Вошь ли я, как все, или человек? Тварь ли я дрожащая или право имею? Он потом очень просто все объяснил: Хотел Наполеоном стать, оттого и убил. Что же до нашего современника, доморощенного раскройщика черепов, - ему, пожалуй, никаких таких вопросов решать не пришлось. Скорей всего, он казнил ученую чету “по практике” - той самой, что долгие-предолгие годы внедрялась во всех нас: чуть что - к стенке, а то и, по старинке, под топор. Да и просто так, ни с того ни с сего - опять же к стенке и под топор. Разумеется, “на вполне законном основании”.

Есть у Федора Михайловича (в другом романе) примечательный кульбит-каскад. На вопрос - что станется с обыкновенным топором, окажись он в пространстве? - следует ответ: “Если куда попадет подальше, то примется... летать вокруг Земли, сам не зная зачем, в виде спутника. Астрономы вычислят восхождение и захождение топора”... Образно говоря, меня не покидает ощущение, будто мы (не только россияне, но и вообще обитатели “шарика”) с некоторых пор, соревнуясь друг с дружкой, принялись взапуски зашвыривать в небеса топоры, “куда подальше”, дабы любоваться и кичиться этими “спутниками”. Кичимся и знать не хотим: никакой наиискуснейший Чингачгук не исхитрится сообщить топору нужную скорость и задать ему точное направление. Так что наш “струмент” (рожденный возводить жилые срубы да храмы) обречен только лихо сверкнуть в небесах под ярким солнышком и, без единого витка по орбите, хряснуться со всего маху, вроде бумеранга, на наши же головы. Чего греха таить, мы топорно мыслим, топорно работаем, топорно любим, топорно плодим сирот и вдов. А если вернуться к рассказанной истории... Подозреваю: Андрей и его жена были не совсем правы, невзлюбив и отторгнув зятя. Может, и они, по сути, орудовали топором?

Мама моя любит повторять в разных сложных ситуациях затертую мудрость: “Жизнь прожить - не поле перейти”. Я тоже влюблен в это изречение, но иной раз иронизирую сам с собой: “Значит, по полю пройтись - благодать? А если это поле минное?” Ведь теперешняя жизнь - чем дальше, тем очевидней - превращается сплошь в заминированное пространство, где никому нет безопасной торной дороги. Здесь то и дело подрываются и сами минеры. Всё держится на высоком напряжении, на незастрахованном риске. Как воронки от взрывов, лик человечества изрыли оспины изуверства, насилия, прочих “крапинок зла”. Уж и дом родной, любимая семья - не крепость. В любой момент сюда может нагрянуть (вломиться - как тот топор, то ль из-за угла, то ли с небес) невообразимый сюрприз, потрясающий нонсенс и абсурд. Вот почему я всю жизнь прислушиваюсь к доброму совету: никогда не говори “никогда”...

Удивительное дело: в этой лихой эстафете стремительных перемен, реформ, кризисов, всевозможных угроз (чего стоит хотя бы всплеск небывало масштабного дичайшего террора) - миллионы и миллионы живут самой обычной жизнью, трудятся кто как может и хочет, обзаводятся семьями, строят себе дома, развлекаются на всю катушку, травят анекдоты, флиртуют без зазрения совести, сплавляются на байдарках и плотах по буйным порожистым рекам, почитывают - кто чтиво, а кто и классику, интересуются музыкой, танцуют и пляшут, фанатично болеют за футбол... И самое-самое: не перевелись еще (прошу снисхождения у тех, кто терпеть не может красивых слов), не перевелись на белом свете чистые идеалы, целомудрие, кристальные души, беззаветная любовь, самоотверженность, святое служение искусству, бескорыстие, тяга к истине, вера в спасение и вечную жизнь - как раз то, что всё чаще и язвительней подвергается насмешкам, презрительным выпадам, чуть ли не остракизму...

Лёшка-матрос

Когда шел мне семнадцатый год, я проплавал одну навигацию (точней - лето) матросом-практикантом по Оке на буксирном пароходе с романтическим названием “Соцсоревнование”. Был там Лешка - красавец парень, тоже матрос. Старше меня лет на пять, на шесть, только что отслужил в армии (в ГДР, где участвовал в берлинских событиях 1953 года - наши солдатики приняли их сперва за начало новой большой войны; а было это первое в Восточной Европе восстание против нашей оккупации). Я придавал тогда ноль значения красоте - и женской, и мужской. Но красоту Лешки не заметить не мог. Впрочем, сейчас - не о внешнем.

Раз, в дождливый поздний вечер, вдруг крик: “Человек!” Никто не успел сообразить что к чему, а наш Лешка уж возник на узеньком бортовом кринолине с багром в руках. Мгновенный рывок - багор зацепил за нос низкобортную плоскодонку: ее несло прямо под огромное, с мощными плицами, колесо “Соцсоревнования”. Опомнились мы чуть погодя - когда, притянув посудину к нашему борту, Лешка извлек из нее пожилого бакенщика. Тот сразу полез целоваться ко всем подряд, ничего не понимая, ни где он, ни почему он здесь, и вообще лыка не вязал... В другой раз, помню, зачаливали караван барж, и я, будучи на носу одной из них, по неуклюжести своей и по неопытности оступился одной ногой в петлю стального троса, накинутого на большой крестовый кнехт. Трос уже натягивался. И опять же невесть откуда взялся тут Лешка - закричал страшно и выдернул меня, за миг до того, как ногу успело бы зажать и перерезать. “Глядеть надо, чертила!” - сказанул он и растворился...

Был еще случай. Конечно, не без участия Лешки. Стоял странный июльский полдень. Как будто стало смеркаться. Вроде бы в мире что-то произошло, даже коровы на берегу это почуяли, хором тревожно мычали, сбиваясь друг к дружке. Мы шли с караваном вниз по Оке. Я сменился с вахты, на корме перешагнул через пониженный фальшбортик, лег ничком на широком решетчатом кринолине, задремал с приоткрытыми глазами. Был настороже - чтоб не сделать опрометчивого движения, не бултыхнуться. Вода из-под колеса бурлит, шумит подо мной и близко видна сквозь деревянную решетку. Вдруг с мостика - возбужденные голоса. Поднялась суета, беготня. Я уже не лежу, а сижу. Почему-то изъяли из гака и отпустили в воду буксирный трос; крикнули в рупор: “Эй, на барже!” - велели шкиперам немедля бросать якоря. Наблюдая за всем этим, я ничего не мог сообразить. Внизу резко, сильно, душераздирающе заскрежетало. Мне бы ухватиться за что угодно и удержаться, но я зачарованно кувырнулся в воду. Надо ли говорить, что мой Лешка был тут как тут, помог выбраться. Оказалось: в системе рулевого управления разрыв, нас занесло на мель. Узнали с опозданием: было солнечное затмение. Вот почему смеркалось и коровы мычали. И обрыв в рулевой цепи - наверняка по той же причине. Ну а Лешке всё нипочем - он и при черном небесном диске остался такой как всегда: вездесущий неунывающий разносчик живого огня.

Боюсь прискучить читателю, но с этим матросом связан еще один эпизод, запавший мне в память. Даже не эпизод, момент. В Касимове остановились на котлочистку. Нужно было кому-то лезть в трубу. Вызвался, сами понимаете, Лешка. Взобрался на самый верх и, прежде чем скользнуть в жерло и исчезнуть, кивнул мне свысока (но не высокомерно), крикнул негромко, вроде как самому себе: “Двум концам не бывать, одного не миновать”...

С тех пор минуло, считай, полвека. Лешка для меня и теперь как родной - нашенский, из одноклеточных. Возвращаюсь сердцем и взглядом на рифленую палубу - на тот допотопный буксир “Соцсоревнование”, побратавший нас; и кажется мне: Лешка просто жил и живет, не задавая себе ни “вечных”, ни “роковых”, ни “сиюминутных” вопросов. А всякий вопрос, все-таки возникающий перед ним, как бы заведомо содержит для Лешки некий ответ, так что ему и озадачиваться нечем. В нем светится что-то такое... У нынешних поколений всё якобы по-другому, на первый план выдвинулись иные вожаки и герои; но нет-нет да и мелькнет в толчее тинейджеров, по ходу прямого общения с ними, - что-то близкое, понятное, дорогое. Реже, чем хотелось бы, но бывает.

“...тянет на красивых и стервозных”

Сравнительно недавно на российском и мировом небосклоне взошла звезда Федора Конюхова. Не помню, в какой момент и мне довелось узнать кое-что о феноменальных его странствиях и странностях... Где найти слова, чтоб выразить мое к нему отношение? Это человек и не человек. Он вместил в себя невероятный сгусток обаяния, земного и неземного, заряд мощнейшей энергии ума и безумия. Все континенты Земли, величайшие заоблачные вершины и пики, все мировые океаны сумел достать, посетить, избороздить этот загадочный, вроде бы простецкий с виду, скиталец-одиночка. То, что ему довелось увидеть и пережить, даже тысячной доли того - не смог бы вынести человек как таковой, пусть и закаленный всесторонне. Конюхов не отшельник, не “дитя природы” - у него семья, взрослые сыновья, он замечательно образован, владеет всеми достижениями наук и технологий, без которых вообще немыслимы сегодня столь дерзновенные предприятия. Но прежде всего, я вижу, он Летучий Голландец, исполняющий ему одному ведомую (а может, и ему неведомую) миссию.

На днях случился у него полувековой юбилей. Мне попалась на глаза газетная заметка, в ней сказано: Конюхов отметил этот день безо всяких торжеств и застолий, без гостей, просто посетил с женой Сергиеву лавру. А планы у него такие, словно он еще не расстался с юностью. Полон сил, идей, новых подвигов духа. Намерен преодолеть на веслах Атлантику, задумал пройти с конно-верблюжьей экспедицией от Калмыкии через Иран в Саудовскую Аравию. Он не чужд археологии, истории, не чурается экологических тревог и практических задач в этой связи...

Не стану делать сопоставлений, но осмелюсь сказать: мой Лешка-матрос и Федор Конюхов - совершенно разные, но родственные души. И тут подоспел один контраст. В той же газете, где я прочел о юбилее Конюхова, чуть ли не день в день, было помещено письмо некоего москвича. Как только я пробежался по нему, а потом перечел еще раз, меня поразила (разумеется, не впервые) та пропасть, что разделяет людей. С одной стороны такие как Лешка и Федор, а с другой - этот москвич и легион тех, кто заодно с ним поглощен проблемой, пропитавшей его письмо. Я сделал вырезку из газеты. Не поленюсь переписать и привести здесь этот “глас вопиющего”. Текст говорит сам за себя и представляется мне очень даже характерным:

МНЕ УЖЕ 36 ЛЕТ, НО Я ЕЩЕ НЕ БЫЛ ЖЕНАТ... А ТАК ХОЧЕТСЯ ЛЮБИТЬ, ЛАСКАТЬ, ОСЫПАТЬ ПОЦЕЛУЯМИ ВСЁ ТЕЛО СВОЕЙ ЛЮБИМОЙ И ЕДИНСТВЕННОЙ... УВЫ, ЭТО ВСЁ МЕЧТЫ. МНЕ НЕ ВЕЗЕТ ДАЖЕ С ПРОСТИТУТКАМИ - ОНИ РАЗВОДЯТ МЕНЯ КАК ЛОХА. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НАЗАД Я ПОЗВОНИЛ В ДОРОГОЙ САЛОН ИНТИМ-УСЛУГ... ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА ПРИБЫЛ МОЙ НЕДЕШЕВЫЙ “ЗАКАЗ”. ДЕВУШКА ВЫГЛЯДЕЛА СНОГСШИБАТЕЛЬНО, НО... КАК ТОЛЬКО СОПРОВОЖДАЮЩИЙ ДЕВУШКУ СУТЕНЕР ПОЛУЧИЛ С МЕНЯ ДЕНЬГИ И УДАЛИЛСЯ, ДЕВИЦА НАДУЛА ГУБКИ И НАЧАЛА КАПРИЗНИЧАТЬ. СНАЧАЛА ОНА ПОТРЕБОВАЛА ШАМПАНСКОГО, БЕЗ НЕГО ОНА, МОЛ, НЕ МОЖЕТ РАБОТАТЬ. ПОТОМ ЕЙ ПОТРЕБОВАЛСЯ ДУШ, ХОТЯ Я ПЫТАЛСЯ ЕЕ ОТГОВОРИТЬ - МЕНЯ ОЧЕНЬ ВОЗБУЖДАЕТ ЕСТЕСТВЕННЫЙ ЗАПАХ ЖЕНСКОГО ТЕЛА. ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО МИНУТ ОНА ПРЕПИРАЛАСЬ ПО ПОВОДУ КАЧЕСТВА ПРЕЗЕРВАТИВОВ, ОНИ КАЗАЛИСЬ ЕЙ НЕНАДЕЖНЫМИ. В РЕЗУЛЬТАТЕ, КОГДА МЫ, НАКОНЕЦ, ОКАЗАЛИСЬ В ПОСТЕЛИ, ПРОШЛО БОЛЬШЕ ПОЛОВИНЫ ИЗ ОПЛАЧЕННОГО ВРЕМЕНИ. И НЕ УСПЕЛ Я ДАЖЕ КАК СЛЕДУЕТ РАЗОГРЕТЬСЯ, В ДВЕРЬ НАЧАЛ ТРЕЗВОНИТЬ СУТЕНЕР. ДЕВКА ВЫСКОЧИЛА ИЗ-ПОД МЕНЯ И НАЧАЛА ОДЕВАТЬСЯ... ЕСЛИ ДАЖЕ ЗАБЫТЬ, ЧТО ОНА ПРОСТИТУТКА, А Я КЛИЕНТ, НЕУЖЕЛИ ЕЙ КАК ЖЕНЩИНЕ НЕ ХОТЕЛОСЬ ПОЛУЧИТЬ УДОВОЛЬСТВИЕ В ПОСТЕЛИ? Я БЫ НЕ СТАЛ РАССКАЗЫВАТЬ ПРО ЭТОТ СЛУЧАЙ, НО, ПОВЕРЬТЕ, НАКИПЕЛО!.. РЯДОМ ПОЛНО ТЕМПЕРАМЕНТНЫХ, НЕЖНЫХ И МИЛЫХ ЖЕНЩИН, НО ОНИ ТОЛСТЫЕ, ПРЫЩАВЫЕ, КРИВОНОГИЕ. А ТЯНЕТ НА КРАСИВЫХ И СТЕРВОЗНЫХ. ЕСТЬ ЛИ КАКОЙ-НИБУДЬ ВЫХОД?

Спору нет: у кого что болит, про то и говорит. Но, как ни странно, это письмо напомнило мне стародавние так называемые “Письма с фронта”. Во время Великой Отечественной во всех газетах печатались и звучали по радио героические послания из окопов. Далеко не всегда почта доставляла в редакции такие письма - и сидели на этой рубрике специфические “авторы”, сочиняли на все лады... Что было, то было - из песни слова не выкинешь. Вот и к этому свеженькому письмецу - о том, как “накипело” у клиента сногсшибательных девиц, - не скрою, у меня ба-а-льшое недоверие. Можно бы просто пройти мимо, ежели б не веяние времени, некое поветрие. В газетах, на радио, особенно на телевидении (как и в других социальных секторах, да и на политической арене) запущены на поток всевозможные подставы, имитации, прямые фальшивки. Деятели СМИ из кожи лезут вон, демонстрируя пресловутую интерактивную связь. Подспудная цель и задача чуть ли не всех (пусть не всех, но очень многих) этих “живых эфиров” - работа на потребу. На потребу тем или иным раскруткам, рейтингам и, само собой, заказчикам - хозяевам положения, будь то частное лицо, корпорация или властная структура. Множество передач адресуются массовому потребителю, но фальшивая их начинка, поддельная суть обрекают их на бесплодие. Наигранные, инсценированные “искренность”, “исповедальность”, “естественность” голубого экрана, печатных средств, радиоэфира становятся самодовлеющим всеохватным ЭРЗАЦЕМ... Вот отчего на месте автора письма мне представился разбитной паренек, эдакий симпатяга, успевший понатореть и в жизни и в журналистике: сидит себе перед монитором, полуразвалясь в крутящемся офисном креслице, потягивает из банки пивко и строчит на клавиатуре беглыми пальчиками (одной левой) свои “вирши в прозе”. Его забавляет пиршество собственной фантазии. В пику капризной, бесстрастно продающейся героине письма - он явно черпает удовольствие из недр своей, не менее древней профессии. Тут добавит к вареву щепотку чернухи, там приправит порнухой - смотря какой рецепт означен в повестке дня. А “36 лет” он влепил в текст, я полагаю, лишь для отвода глаз - чтоб не слишком засвечивать свой ранний скабрезный опыт...

А она - не вернулась

В свое время до меня докатился слух, будто дочь Андрея воссоединилась со своим бывшим мужем, нео-Раскольниковым, убийцей ее родителей. Он вроде бы отбарабанил половину срока, остальное ему скостили за примерное поведение, и он поселился где-то в Средней Азии. Задолго перед тем она списалась с ним, а когда его выпустили и он устроился, перебралась к нему - за тысячи верст, в другой климат, в иной мир. О судьбе их ребе...

Ой! Божья коровка! Вдруг шлепнулась оттуда-то ко мне на стол, на мои бумаги. Ярко-бежевая, в черных горошинках. Ползает порывисто прямо у меня под рукой. Выпрастывает подкрылышки, кокетничает. Вот взлетела, невысоко. И опять “приземлилась”. Опять ползает зигзажисто по бумагам. Кажется, никогда в жизни не видел божьих коровок дома. Тем более среди зимы. Да еще глубокой ночью. Вот на этот мой листок готова взобраться. Взлетела и сразу спикировала - именно на этот листок, на нем я пишу этот свой внезапный репортаж. Села на руку, кропающую эти строки... Улетела. Исчезла. Куда?..

Но вернусь к тому “дровосеку”. К той истории - с чего мы и повели весь разговор. Вот только допишу фразу, прерванную божьей коровкой.

О судьбе их ребенка слухов никаких... Зададимся вопросом: что подвигло молодого инженера, начинающего папочку, - что подвигло его на кровавый подвиг? Месть? Ревность? Себялюбие? Паранойя? Можно как угодно выстраивать логику и природу этой расправы. Можно обозвать нашего героя злобным агрессивным монстром, упырем. И, напротив, можно допустить, в объяснение его действий: он, дескать, в детстве-отрочестве прошел через какие-то терзания, подвергался побоям и другим видам насилия. Не исключено, что у него всё ж таки был свой пунктик, дублирующий (“на новом витке исторической спирали”) роковые вопросы Родиона Раскольникова: Вошь ли я, как все, или человек? Тварь ли я дрожащая или право имею? Быть может, этот пунктик ему житья не давал, торчал в башке наподобье того стального лезвия. От которого он искал случай избавиться. Вот и перевонзил его в ближних своих...

Все эти допущения, вероятности - не более чем карточный домик, возводимый на песке. Досужие пересуды, ни уму ни сердцу. Если мы хотим во что-то вникнуть всерьез, что-то изменить по существу, оздоровить, - для начала нужно настроить себя как-то по-особому. Как возможный ориентир, мне кажется, нелишне вспомнить настрой одного необыкновенного человека. В некотором смысле он наш соотечественник - родился и провел свою долгую жизнь в Калининграде (по недоразумению звавшемся тогда Кенигсберг). Иммануил Кант: “...две вещи наполняют мой дух вечно новым и постоянно возрастающим изумлением и благоговением... звездное небо надо мной и нравственный закон внутри меня”. Настроимся примерно в таком духе, и уж потом можно будет судить-рядить о чем-то более предметном. Ясно одно: отрывочными рассуждениями, единичным разговором тут не обойтись...

А она - так и не вернулась. Откуда прилетала? С каким посланием?

...Лирика лирикой, разговоры разговорами, но топор, между тем, делает привычное свое дело, совершая один за одним бесхитростные судьбоносные виражи. В декабре минувшего года в одной из квартир - в родной моей столице, на улице Миклухо-Маклая - были обнаружены три новые его жертвы: 70-летний доктор наук, его супруга и их дочь. В том, что под лезвие угодил опять-таки ученый муж, нет никакого намека: топор в своем выборе не знает предпочтений. История эта проста как и само орудие казни. Студенту МГУ очень нравилось вести вольготную жизнь и жутко не нравилось то, что домашние пытались учить его уму-разуму, наставляли на путь истинный. А кроме того, ему - для азартных развлечений и всякого рода проделок - все время почему-то не хватало денег. Хотя жил он отнюдь не на стипендию. В семье не только одевали-обували его, не только давали ему на карманные и “представительские” расходы - ему было подарено и новенькое авто (правда, не иномарка, всего лишь “шестерка-жигуленок”). В конце концов 19-летнему юноше осточертело влачить жалкое существование. Он взял да и зарубил родную мать и дедушку с бабушкой, забрал имевшуюся у них наличность (25 тысяч “зеленых”) и отправился поразмяться в любимый город на Неве. Где его и взяли... Продолжение следует?

январь-2002