|
№
18 (4038)
май 2003 |
К
250-летию МГУ
В рамках Всемирного форума иностранных выпускников российских (советских) вузов 15 мая 2003 года в Московском государственном университете им. М.В.Ломоносова состоится секционное заседание, на котором соберутся выпускники Московского университета из различных стран мира.
Иностранные студенты в МГУ появились еще в XVIII веке, но тогда это были единицы. Поэтому началом обучения иностранцев в Московском университете можно назвать 1946 год, когда в послевоенную Москву приезжают получать образование учащиеся из Албании, а в последствии и из других стран народной демократии. Однако, в первое десятилетие это - немногочисленные представители. С середины 1950-х годов, во времена ректорства И.Г.Петровского, контингент иностранных учащихся составляет уже более 1500 человек. В эти годы Московский государственный университет является первым и единственным вузом в СССР, занимающимся подготовкой кадров для иностранных государств.
В 1959 году для обучения в МГУ приезжает большая группа вьетнамских студентов и на первый план выходит задача, которая и до этого была немаловажной, - обучение иностранцев русскому языку. Специально для этой группы вьетнамцев создаются курсы по изучению русского языка. В последствии на их основе создан первый в СССР и мире подготовительный факультет для иностранных граждан. В рамках факультета велась подготовка не только по русскому языку, но и по базовым дисциплинам в пределах программы советской средней школы, дабы подготовить иностранных абитуриентов к обучению в России. Выпускники факультета поступают в различные российские вузы. В 1960-х годах в МГУ создаются курсы повышения квалификации для преподавателей из различных стран мира (в том числе из США и Японии).
Год от года растет число иностранных учащихся в МГУ. Сейчас их насчитывается свыше 5500 человек из 80 стран мира.
Университетский
соловей
(Исторический
очерк)
7 мая сего года исполнилось 248 лет с момента начала занятий в Московском университете. В старину этот день широко отмечался университетской корпорацией. Ниже приводим описание одного из таких торжеств. Это случилось в 25-летний юбилей университета - в 1780 году.
24 апреля 1780 года оба университетских дома, у Воскресенских ворот и на Моховой, были богато иллюминированы. В окружении многих любителей и споспешествователей наук вожделеннейшее для всех празднество почтил своим присутствием сам правитель города князь Долгоруков-Крымский. О его сиятельстве ходили легенды: с отроческих лет Василий Михайлович служил в армии под началом фельдмаршала Миниха, четырнадцатилетним подростком отличился при взятии Перекопа, участвовал в Семилетней войне. В последнюю турецкую кампанию блестяще проведенные им военные операции способствовали переходу крымских татар под покровительство России. Москва сразу полюбила своего нового главнокомандующего за доступность и бескорыстие, и сегодня, как обычно, все с удовольствием оглядывались в сторону убеленного сединами генерала.
Здание
Московского университета
(справа от воскресенских ворот)
Вид со стороны р.Неглинки
В отношении к университету наступил, наконец, перелом. Поначалу, пока возраст храма науки уступал возрасту его воспитанников, дворянство не очень вдохновлялось мыслью превращения своих отпрысков в «быстрых разумом Невтонов» - понятней и ближе была военная карьера. Однако когда до Москвы докатилась моровая язва, все бросились читать университетские наставления о предохранительных средствах. Постепенно науки завоевали свое место под московским солнцем: профессор Керштенс изучал вопросы умножения народонаселения, профессор Афонин радел о нуждах хлебопашества, издатель Новиков арендовал типографию, что сулило необыкновенные культурные потрясения. На сегодняшнем празднике среди приглашенных были и совсем новые люди - те, кто уже успел окончить курс наук в университете. В глазах общества они составляли особую категорию, их влияние росло, к ним присматривались, от них чего-то ждали: кто с опаской, а кто - с надеждой.
Между тем, торжество продолжалось. Ученую речь произнес ординарный профессор Иоганн Шварц, энергичный господин лет тридцати, крепкого на вид телосложения. Публика, утомленная латынью, несмотря на редкостный ораторский талант немецкого наставника, не сразу вникла в похвальное слово, сказанное затем экстраординарным профессором Евгением Сырейщиковым, и по-настоящему оживилась, лишь когда вперед вышел невысокий большеглазый молодой человек и звонким, срывающимся от волнения голосом затянул торжественную оду:
Весенних дней любитель нежный,
Певец недремлющ - соловей,
Ты в час прохладный, безмятежный
Пред восходящею зарей
Приятный голос напрягаешь
И тем ея восход сретаешь;
Пленяясь спящих нимф красой,
Нежнее арфы и свирели
Им в слух лия согласны трели,
Велишь прервать ночной покой...
Резвый порыв весеннего ветра со стороны Неглинки распахнул высокие окна, и волны пиитического вдохновения, поощряемого восторгом изумленной аудитории, выплеснулись поверх вихрастых юных голов, щегольских "шиньонов" и пудренных профессорских париков в предрассветную Москву. Опешившие гости так и не разобрали, сам ли сочинитель оды бакалавр Костров был перед ними или просто исполнитель из университетских воспитанников обращал его трепетные стихи к столь долгожданному в это время года «пернатому Орфею» - соловью, маленькой серой птичке, огласившей в безмолвии весенних ночей подмосковные дубравы.
По обычаям того времени, университет соединил свой праздник (26 апреля) со днем рождения Императрицы (21 апреля). Государыня, начавшая свое правление с посещения Михаила Ломоносова в его доме на Мойке, не оставляла своим вниманием университет и, между прочим, в одно из своих посещений Москвы указать изволила, что пристойнее бы читать лекции на русском языке... Сейчас в устах университетского питомца этот язык звучит так, как ему было определено Ломоносовым. А под броней стихотворного размера угадывается взволнованное биение молодого сердца и дрожь нетерпения - сейчас, сейчас будет сказано главное, сказано то, чего ждет большое собрание:
Но кая радостна музыка
Еще мой пленный слух влечет?
Среди торжественного лика
Мне новый луч во грудь течет!
Сей храм, Минерве посвященный
Ея столпами утвержденный;
Сияет вящей красотой…
Еще не стоит на Моховой казаковский университетский дом - великолепный дворец науки, поразительное сочетание величия и домашнего уюта, но он уже провидится в этих хвалебных стихах, превозносящих до небес тесные, обветшавшие и уходящие во вчерашний день учебные помещения.
Се двадесят пять лет свершилось,
Как он воздвигнут в граде сем,
И как пространное открылось
Любезно Музам поле в нем.
О, сладкое воспоминанье…
Важно внимают оде сановные гости, а ревнивые наставники с профессиональным педагогическим пристрастием следят, как на экзамене, за каждой новой строкой… Как быстротекуще время! Молодость в своих не лишенных пиитического достоинства стихах мысленным взором тщится представить себе «оный день», а тут же сидят живые свидетели далекого 1755 года, когда открылся университет и обе гимназии; еще молодой тогда профессор Барсов читал приветственную речь, Университетская башня сияла в праздничных огнях снаружи и изнутри, пели смычки, трубили трубы, били литавры в тот день "радостного и всем любезного торжества".
«Университетский
стихотворец» Ермил Костров
(1750-1796)
А что должен чувствовать сам Ермил Костров? Ровесник университета, он родился в семье дьячка села Синеглинье Вобловицкой волости, что в Вятской земле. Отец ввиду бедственного положения вынужден был записаться в крестьянское сословие, отправив сына в семинарию. Уже сиротой поступает Ермил в Славяно-Греко-Латинскую Академию в Москве. Университет стал его осуществившейся мечтой. В этой оде, представленной высокому собранию, он отвечает свой главный урок, заключающийся в том, что высшая цель просвещения - это благосостояние любимого Отечества, мощь которого есть залог мира на земле и благополучия всех и каждого. К этой мысли приводит он слушателей в последних словах своей восторженной оды:
Да будет русский флот безвреден
Средь пристаней, средь ярых волн!
И земледелец да безбеден
Жнет тучный клас, веселья полн.
Пусть ратников полночных бедры
Превзыдут крепостию кедры,
И твердость гор - их рамена.
Почиют села, страха чужды,
Не узрит никакие нужды
Венчанна лаврами страна.
Кончатся праздники, вернутся будни, и в ожидании следующих торжеств засядет бакалавр Костров за работу. Под влиянием Державина, начиная с 1784 года, он повернется лицом к поэзии нового времени, его стихи зазвучат проще и естественнее, в них еще отчетливее ощутятся присущие ему искренность и глубина чувств. Современники особенно будут ценить его переводы из Оссиана, Гомера, Апулея, Вольтера.
Почитатель
поэзии Е.Кострова генералиссимус А.В.Суворов
(1729-1800)
Человек по характеру прямой и честный, не будет Костров искать покровительства и милостей от вельмож, ценя превыше всего свободу и благосклонность Муз. Адресаты его стихотворных посланий - те из сильных мира сего, которых он действительно уважает: И.И.Шувалов, З.Г.Чернышев, митрополит Платон и не расстававшийся в своих многотрудных походах с томиком поэтических опытов Кострова А.В.Суворов. Великий полководец войдет с ним в переписку и однажды ответит поэту стихотворным комплиментом:
Воспоминаю я, что были Юлий, Тит;
Ты к ним меня ведешь, изящнейший пиит.
Вергилий и Гомер, о если бы восстали,
Для превосходства бы твой важный слог избрали.
Костров поведет в Москве крайне рассеянную жизнь, но по добродушию и простоте не будет обижаться на различные шутки по своему адресу. Все случайные доходы потратит на удовлетворение печальной страсти к вину и на пользу бедных. Поэтическая богема исказит во мнении публики облик Кострова, и в начале ХIХ века о нем будут вспоминать лишь как о праздном гуляке и второстепенном литераторе; только Пушкин возвысит свой голос в защиту поэта, причислив его к Ломоносовской плеяде литераторов, и, снисходя к слабостям незаурядного человека, оставит о нем любопытную записку, преисполненную сочувствия и тепла…
Последние годы Костров проведет, скитаясь по домам своих покровителей, удрученный недугами и невзгодами, и скончается 9(20) декабря 1796 года. Похоронят его на Лазаревском кладбище. Время не пощадит прах поэта. Вместе с надгробьями профессоров С.Г.Зыбелина, Д.С.Аничкова, П.А.Сохатского и многих других членов университетской корпорации, могилку бакалавра Ермила Кострова сроют бульдозером в эпоху постреволюционных ломок. Но память о нем будет жива, доколе горит священный огонь добра и любви к истине в воспетом им Минервином храме.
Но это все потом. А пока - звучит в Актовой зале эхо последних стихов торжественной оды и ветер с Неглинки колеблет зыбкое, бледенеющее в первых лучах восходящего солнца пламя свечей. Бьют куранты на Спасской башне Кремля. Тихий ангел пролетает над головами завороженных слушателей...
Зав.
кафедрой ИСАА
Владислав Ремарчук
(Фотоматериалы Музея истории МГУ)
|
