|
№
24 (4044)
июнь 2003 |
Выступление
лауреата
Нобелевской премии в МГУ
В Московском университете выступил с лекцией Шеймас Хини (Seamas Heaney) - ирландский поэт и критик, переводчик древнеанглийской и древнеирландской поэзии, наконец, нобелевский лауреат, лично знавший другого нобелевского лауреата - Иосифа Бродского.
Перед собравшимися в небольшой аудитории филологического факультета на кафедру поднялся уже не молодой, умудренный опытом человек. Он не стал пускаться в красивые рассуждения о поэзии и литературе, не стал делать вид, будто открывает присутствующим сокровенные тайны ремесла и призвания. Нет. Он просто и естественно повел беседу со слушателями, как если бы это были его давние хорошие знакомые. И публика, подкупленная доверием писателя к ней, быстро ответила ему тем же: атмосфера в аудитории сложилась самая доброжелательная.
Но, наверное, дело не только в интонации, избранной писателем для своего выступления. Конечно, сыграло свою роль и то, что это было выступление опытного литератора, в профессиональное умение которого входит захватить и держать внимание слушателя ровно столько, сколько задумано. Поэтому, когда писатель поблагодарил за внимание, это произошло внезапно, как развязка интригующего действия. Многие недоверчиво посмотрели на часы: так незаметно пролетело время. И, наверно, поэтому писателя еще долго не отпускали с трибуны, задавая ему вопрос за вопросом.
- Видите ли вы какие-нибудь связи с североамериканской поэзией в вашем творчестве?
- Наверное, это прозвучит странно, но нет. Конечно, можно было бы выделить какое-то скрытое, подводное влияние… Но, я думаю, о нем можно говорить только как о личном, а не художественном. По-видимому, дело в том, что культура США - это совсем другая культура, самосконцентрированная, до какой-то степени изолированная. Великим поэтом Европы, коренным образом повлиявшим на XX в., можно назвать Карла Маркса. Его поэтика, навеянные им прекрасные и величественные образы захватывали человеческие умы, как ничто другое. В Америке такую же роль сыграл Зигмунд Фрейд.
- Где скрываются корни вашей поэзии?
- По-настоящему дома я чувствую себя в ирландской поэзии. Конечно, большую роль играют и кельтские традиции.
- Ощущаете ли вы какую-нибудь связь с Иосифом Бродским?
- Я знал Бродского, когда он жил еще в Петербурге, затем мы общались в Нью-Йорке. Он был "акробатом" в поэзии, если можно так выразиться. Я же избрал совершенно другой путь. Однако он представлял собой что-то вроде "дерева": если на него опереться спиной, можно чувствовать себя гораздо уверенней, можно поднять голову выше и смотреть на небо. Он обладал удивительной жизненной и творческой энергией. И у него было ясное ощущение вещей. Он никогда не сомневался в силе, истинности и необходимости поэзии. Но он бывал и неистов.
- Случалось ли вам когда-нибудь написать что-нибудь, чего бы вы сами не могли понять?
- Боюсь, что я слишком привязан к самоконтролю. Хотя, конечно, что-то подобное можно вспомнить.
- Каким бы одним словом вы охарактеризовали свою поэзию?
- Мой прадед был портным. Но он часто шил не только новые костюмы, но и перешивал старые. Мне кажется, что поэзия чем-то напоминает этот процесс. Вы берете куски старой материи и пытаетесь соорудить из нее нечто новое. Поэтому я бы сказал, что это слово "игла" или "портной". Я постоянно как бы делаю стежки словами по ткани поэзии.
- Чувствуете ли вызов как поэт, когда реальность, окружающая вас побуждает, к действию?
- Да, конечно, я не могу оставаться равнодушным. Атака на торговый центр в Америке, которая оказалась судьбоносной для американцев, или война в Ираке, которая, без сомнения, является судьбоносной для иракцев, побуждают к действию. Но что реально в моих силах? Я не Маяковский. Я не могу взойти на трибуну и стать оратором. Мой путь другой.
Я вспоминаю, когда я был ребенком, у нас в Северной Ирландии высадился американский экспедиционный корпус. Северная Ирландия, как часть Англии, предоставляла свою территорию для союзных войск, готовившихся к высадке в Нормандии во время Второй мировой войны. Эти образы до сих пор живут со мной, хотя мне едва было три или четыре года от роду. Еще мне вспоминается такой случай. Однажды я обратил внимание на бутылку из-под воды, стоявшую около места, где часто проходил поезд. Даже не слыша поезда, каждый раз по ее колебаниям можно было догадаться о его движении. Мне кажется, такова же роль ирландской поэзии. Конечно, она не может остановить поезд этого мира, но она может описать его движение.
- Каким вам видится будущее ирландского языка?
- Я думаю, оно вне опасности.
Илья
Пономарев
|
