|
№ 35 (4184)
ноябрь 2006 |
Повестка дня
Выступление ректора МГУ им. М.В. Ломоносова
академика В.А. Садовничего
на заседании Ученого совета МГУ 23 октября 2006 г.
К 250-летию Ученого совета Московского университета
Дорогие коллеги!
Это заседание — особое. Мы отмечаем 250-летний юбилей Ученого совета Московского университета. Сегодня невозможно представить себе Московский университет без его Ученого совета.
Вначале я хотел бы сказать несколько слов о том, почему Ученый совет играет такую важную роль в развитии университета.
Если обратиться к истории, то мы видим, что с самого начала университетами управляли коллегиальные органы, какие бы названия они ни носили в разных языках. Почему? Наверное, потому что занятие наукой по своей сути глубоко демократично. Перед знанием все равны. Неслучайно университеты сами себя называли республиками. Вспомним известные слова из университетского гимна «Гаудеамус»: «Да здравствует республика и те, кто ею управляет». Речь здесь идет именно об университете. Весь уклад университетской жизни, безусловно, напоминал известное с античных времен государственное устройство с выборной властью — республику. Демократичность университетского устройства и его автономия естественно сочеталась с авторитетом наиболее знающих и мудрых профессоров, которым было доверено управлять университетом.
Совсем недавно мы широко отмечали 250-летний юбилей Московского университета, много говорили об истории его создания. Исторический указ императрицы Елизаветы Петровны об учреждении университета в Москве был подписан в результате одобрения Проекта об учреждении Московского университета, представленного 19 июля 1754 года в Сенат камергером ее величества Шуваловым Иваном Ивановичем. В этом проекте, в пункте 7, предписывалось «всем профессорам иметь по однажды в неделю, а именно по субботам до полудня при присутствии директора собирания, в которых советовать и рассуждать о всяких распорядках и учреждениях, касающихся до наук и до лучшего оных произвождения», а также «решить все дела, касающиеся до студентов, и определять им штрафы, ежели кто приличится в каких-либо продерзостях и непорядках». Видимо, слово «советовать» и стало ключевым для обозначения этого коллегиального органа, хотя до современного названия было еще далеко.
В соответствии с высочайше утвержденным документом, 16 октября 1756 года произошло, можно сказать, историческое событие. Как сказано в первом протоколе, «по приказанию высокочтимого господина директора состоялось первое заседание Ученого совета, на котором положено решать общим голосованием дела, касающиеся до лучшего учреждения наук, и на этом собрании рассуждали о публичных лекциях, которые должен читать каждый профессор, сколько часов и дней в неделю, кроме того, об общих нуждах университета и гимназии, а в заключении постановили, что такие собрания будут происходить два раза в неделю».
То, что я зачитал, — перевод с латыни, сделанный в середине XX века, когда уже давно закрепилось современное обозначение Ученого совета. Дело в том, что протоколы заседаний довольно долго писались по-латыни или по-французски, и в них встречаются разные обозначения. Чаще всего эти заседания назывались Конференцией. Это название сохранялось, видимо, до 1804 года, когда в первом уставе был выделен специальный раздел «Об Университетском совете и собраниях».
К сожалению, большая часть протоколов погибла в пожаре 1812 года. Тем, что было спасено, мы обязаны Ивану Михайловичу Снегиреву, которому в те годы было всего двадцать лет, а он был уже архивариусом Совета. Проявив настоящий героизм, он вывез из горящей Москвы протоколы Конференции первых лет университета. В дальнейшем Снегирев стал профессором Московского университета.
Как видно из первых протоколов, Конференция первоначально собиралась, в соответствии со своим решением, дважды в неделю. Возглавлял ее директор университета А.М. Аргамаков, членами были все ординарные, т. е. штатные, профессора того времени: Н.И. Поповский, Ф.Г. Дильтей, И.Г. Фроманн, а также ректор университетской гимназии Шаден. Кто писал первые протоколы — неизвестно, но уже через несколько лет Иван Иванович Мелиссино, сменивший Аргамакова на посту директора, писал куратору Шувалову после посещения Конференции, что он «нашел недостаток в секретаре, который бы порядочно все учреждения, на пользу и к успехам учащимся предпринимаемые, в книгу записывал». Первым секретарем стал преподаватель французского языка университетской гимназии Франсуа де Лабом, его сменил Борис Михайлович Салтыков, получивший эту должность в награду за успешное окончание гимназии. После Салтыкова секретарем опять стал француз, Николай Билон, потом — немец Карл Лангер. Позднее среди секретарей Совета мы видим имена известных профессоров, как, например, историка Каченовского, с которым спорил Пушкин, и других.
Из первых протоколов мы узнаем много интересного о том, как работала Конференция. Какие вопросы она решала? Практически все, что относилось к учебному процессу: обсуждалась методика преподавания; то, что мы сейчас назвали бы учебной нагрузкой, т. е. какие курсы и в какие часы читать профессорам; какие книги издавать в университетской типографии и даже по какой цене их продавать; какие книги и какое оборудование закупать за границей; когда проводить экзамены, а когда устанавливать время каникул и т. д.
Конференция также занималась тем, что сегодня мы называем аттестацией научно-педагогических кадров. Право присуждать ученые степени и звания она получит позднее, а пока дело ограничивалось аттестацией приезжавших иностранцев, желавших преподавать в России.
Конференция часто выполняла функцию экзаменационной комиссии. В протоколах этих лет мы видим в большом количестве фамилии студентов, которые либо успешно сдали экзамены и получили аттестат, либо были исключены. При этом Конференция экзаменовала не только студентов университета, но и учеников университетской гимназии. Так, например, в протоколе от 4 июля 1758 года читаем: «Конференция проэкзаменовала 50 казеннокоштных дворян, из коих шестеро подлежат исключению, а именно: граф Антон Головин, 19 лет, граф Михаил Головин, 18 лет… Причина та, что они... никаких классов не посещают, ленивы, дурно себя ведут и по великовозрастности неспособны продолжать ученье». А вот решение Конференции от 22 апреля 1760 года о переводе, говоря сегодняшним языком, с бюджетного обучения на внебюджетное: «После экзамена в гимназии выбраны из казеннокоштных дворян 44 человека, которые могут оставаться в университете, прочие же уволены, по большей части — ленивые и неспособные к ученью, но они могут посещать классы в качестве своекоштных».
Конференция играла также роль университетского суда, ибо, согласно европейской традиции, члены университетской корпорации неподвластны никакому суду, кроме университетского. Показательный пример — протокол от 11 января 1766 года. Заседание проходило «в присутствии его превосходительства г. куратора, его высокородия г. директора, профессоров: Керштенса, Барсова, Роста, Рейхеля, Шадена, Эразмуса». Отмечена и продолжительность заседания: «Приход в 10 ч. утра, уход в 2 ч.». На повестке было 8 вопросов, в том числе: 1. обсуждение учебника истории профессора Дильтея с заключением о непригодности его для изучения в гимназии; 2. на место корректора, свободное после смерти Поповского, должен быть найден подходящий человек; 3. то же — вместо Калиновского для преподавания немецкого языка; 4. обсуждение учебника географии, с замечанием о том, что он должен «начинаться с России»; 5. «Географические карты следует обернуть в толстую проклеенную бумагу по десяти экземпляров, а по одному экземпляру наклеить на полотно, с палкой, оставив поля наверху и внизу, чтобы учитель мог вешать карту на стену»; 6. «Во исполнение ордера его превосходительства г. куратора был допрошен студент Юдин: а) когда он женился? Ответ: 8 сентября 1765 года; б) по чьему совету и с чьего дозволения это сделано? Ответ: по собственному произволу и без дозволения. (…) Профессора отмечают, что положить ему за это штрафа нельзя, а только они советуют исключить его из числа казеннокоштных, примера ради другим и потому, что опасаться должно, что он по вступлении в брак не будет впредь оказывать такие успехи, какие должны быть у пользующихся этим благодеянием»; 7. «Книгопродавец Вевер представил список книг, полученных им из чужих краев, но так как цена на них не была проставлена, то из Конференции этот список ему следует возвратить обратно с требованием проставить цену на каждую книгу»; 8. «Студент Чеботарев назначается хранителем библиотеки».
В целом из этих протоколов можно сделать вывод о том, что большей частью Конференция занималась частными вопросами: экзаменовала и воспитывала студентов, аттестовала преподавателей, устанавливала им жалованье и т. п., не уделяя должного внимания общим, стратегическим вопросам развития университета. Неслучайно куратор университета Василий Адодуров уже в 1765 году писал директору Михаилу Хераскову о том, что Конференция не решает вопросы «о всяких распорядках и учреждениях, до наук касающихся и до лучшего оных произвождения», как предписывалось высочайшим указанием, а занимается такими делами, которые «принадлежат единственно до Вас, господина директора, а не до профессорских собраний и не до Конференции», т. е. «об учителях, студентах и учениках, о принадлежащем им жалованье» и т. п.
Только постепенно, исходя из потребностей и возможностей университета, с одной стороны, и в соответствии с руководящими указаниями власть предержащих — с другой — складывался круг полномочий Ученого совета, формировалась сфера его деятельности.
Впервые деятельность Совета (его состав, полномочия, порядок проведения заседаний) была регламентирована первым Уставом Московского университета в 1804 году. Глава VI этого устава так и называлась — «Об Университетском совете и собраниях». Там было сказано, что Совет, председателем которого является ректор, состоит из ординарных и заслуженных профессоров и является «высшей инстанцией по делам ученым и по делам судебным» <...> «Обыкновенные собрания Совета должны быть единожды в каждый месяц, а чрезвычайные в случае надобности, к которым ректор приглашает заблаговременно повесткою».
Впервые вводится понятие кворума: «Никакое определение Совета не действительно… ежели число находящихся в собрании ординарных профессоров не будет превосходить числа отсутствующих».
Устав предписывал определенные правила дисциплины членам Совета: «Каждый отсутствующий член доставляет секретарю Совета извещение о причине своего отсутствия, которое должно быть прочтено в Собрании и внесено в особливую книгу», «пока председатель не окончит заседания, ни один из членов не должен оставить оного без важной причины».
Устав заложил важные процедурные правила, касающиеся, в частности, голосования. В нем говорилось: «Ничто не решится баллотированием (посредством скрытно полагаемых шаров) исключая сии два случая: а) когда делается какое избрание, б) когда требуется решение в рассуждении сочинений, предлагаемых к чтению в торжественных собраниях, или к печатанию чего иждивением и с одобрением университета». Таким образом, фактически устанавливалось правило тайного голосования в вопросах, связанных с персоналиями.
Самое главное — устав определял сферу деятельности Совета, круг его полномочий, в который входило:
1) избрание профессоров, почетных членов, адъюнктов;
2) изыскание способов к усовершенствованию преподавания наук;
3) «учреждение порядка времени и распоряжение курсов в университете так, чтобы науки следовали в естественной их связи»;
4) ежегодное испытание успехов и способностей воспитанников;
5) слушание предложений начальства и всего, что ректор на общее рассуждение предлагает;
6) рассмотрение спорных дел.
Как мы видим, уже в начале XIX века Совет университета должен был заниматься теми вопросами, которые являются для нас основными и сегодня, в начале XXI века: вопросы академической и научной политики, учебно-методическая работа, конкурсные дела и т. д. В то же время Совет по-прежнему выступает как экзаменационная комиссия и университетский суд.
В следующем уставе, в 1835 году, две последние функции уже не упоминаются среди прерогатив Совета, зато вводятся новые, имеющие принципиальное значение для развития университетского образования. На первом месте среди полномочий Совета стоит избрание ректора, затем — избрание профессоров и адъюнктов. Впервые отмечено, что Совет университета координирует деятельность факультетов, которые представляют на его обсуждение свои «меры по усовершенствованию преподавания наук», а также «протоколы испытаний на получение ученых степеней». Таким образом, университет получил право присваивать ученые степени и уполномочил на это свой Совет.
Важным было следующее изменение: Совет становился подотчетным попечителю учебного округа. В уставе записано, что «по прошествии каждого месяца Совет представляет попечителю выписку из протоколов заседаний, а по истечении года полный отчет о главнейших действиях и распоряжениях своих, который представляется министру».
Следующий устав, 1863 года, демонстрирует более сложную систему разграничения полномочий между Советом, попечителем учебного округа и министерством. Полномочия Совета этим уставом значительно сужаются.
Так, Совет ведает «распределением предметов и порядком их преподавания во всех факультетах», «присуждением премий за ученые труды», «утверждением в ученых степенях», «оставлением при университете стипендиатов для приготовлению их к профессорскому званию», «рассмотрением финансовой сметы университета, а равно рассмотрением и утверждением ежегодной сметы доходов и расходов специальных средств, составляющих его собственность» (очевидно, аналог того, что сегодня мы называем внебюджетными средствами).
На утверждение попечителя представляются: «избрание доцентов, лекторов, лаборантов, хранителей кабинетов и музеев», «допущение приват-доцентов к чтению лекций, избрание почетных членов, библиотекаря и его помощников, казначея, архивариуса и секретарей совета», «правила о порядке взимания, распределении и употреблении суммы, взимаемой за слушание лекций» и т. п.
Наконец, на утверждение министра, через попечителя, представляется: «избрание ректора, деканов, проректора и профессоров», «разделение факультетов на отделения, соединение и разделение кафедр и замена одних из них другими, и определение, которые из преподаваемых предметов должны быть обязательными для студентов; отправление молодых людей за границу, для приготовления к занятию кафедр; составление правил о сроке и порядке производства испытаний на ученые степени и звания».
Таким образом, зафиксированные в уставе полномочия университетского Совета являются наглядным свидетельством автономности университета. От одной редакции устава к другой, от 1863 до 1884 года, мы видим, как сужаются полномочия Совета и расширяется круг вопросов, которые передаются на усмотрение или утверждение попечителя или министра.
По уставу 1884 года решение Совета является окончательным только по тем вопросам, которые не имеют принципиального значения для развития университета. Это, во-первых, определение общего числа медалей лучшим студентам и распределение их между факультетами, во-вторых — утверждение в ученых степенях. На утверждение попечителя выносятся вопросы, касающиеся университета или учебного округа, избрание лиц, представляемых для замещения вакантных должностей лекторов и даже назначение ежегодно дня для торжественного собрания университета. Перечень вопросов, которые передаются на усмотрение или утверждение министра, в несколько раз больше, а, главное, эти вопросы являются определяющими для развития университета и специфически университетскими или факультетскими для того, чтобы решаться на министерском уровне. Это — избрание лиц для замещения вакантных должностей профессоров, почетных членов университета, соединение и разделение кафедр, замена одной кафедры другой и т. п., распределение между факультетами сумм, назначенных на учебно-вспомогательные установления университета, рассмотрение и одобрение факультетских учебных планов и даже обсуждение распределения лекций и практических занятий по дням недели и часам, т. е., говоря сегодняшним языком, расписания.
По мере нарастания напряженности в обществе государство пыталось усилить свое влияние на университеты, поскольку студенческая, да и отчасти профессорская среда представляла благоприятную почву для развития революционных настроений. Последовательно отнимая у Совета университета его прерогативы в кадровой и учебной сфере, власть, тем не менее, не смогла лишить Совет того авторитета, который сложился за его более чем вековую историю, а его членов — чувства ответственности за судьбу университета.
Революционные события начала XX века показали, что Совет университета по сути взял на себя роль гаранта стабильности и — главное — защитника студентов от опасностей, которыми всегда чреваты революционные беспорядки. Наиболее яркая фигура того времени — князь Сергей Николаевич Трубецкой. Во многом благодаря его влиянию были приняты знаменитые временные правила 27 августа 1905 года, предоставившие университетам весьма широкую автономию, в отличие от устава 1884 года. Всем известна трагическая судьба Трубецкого, здоровье которого не выдержало накала событий.
Однако не только ректор Трубецкой проявил себя подобным исключительным образом. В эти трагические дни члены Совета обнаружили настоящую мудрость и поистине отеческую заботу о студентах. 7 января 1905 года Совет обратился в министерство с предложением о необходимости скорейшего осуществления реформы университета на началах академической свободы и автономии, а также высказался за ненаказуемость студентов, участвовавших в сходке, чем вызвал неодобрение министра и обвинение в антипедагогичности.
Революционная стихия в студенческой среде все менее поддавалась контролю и урегулированию со стороны университетской профессуры. В новой обстановке Совет собирается на свои заседания намного чаще, иногда практически через неделю, и призывает студентов к порядку, пытаясь удержать их от того, что сегодня мы назваем политическим экстремизмом. Так, 14 марта 1907 года на заседании было отмечено, что «часть студентов упорно нарушает распоряжения университетской администрации и противодействует применению установленных Советом правил о студенческих собраниях».
Совет пытается выдержать свою — академическую — линию поведения, не попустительствуя революционному пылу студентов, с одной стороны, и в то же время не уподобляясь властям в решительном запрете любых студенческих собраний. Он призывает учащихся к соблюдению установленных правил, «при условии, что студенты, согласно неоднократно высказанному Советом взгляду, не будут пользоваться университетом для целей, ничего общего не имеющих с его прямыми задачами. Совет настоятельно приглашает студентов не прерывать учебных занятий, чтобы дать возможность правильно закончить семестр».
Однако события развиваются не так, как предполагали профессора, поэтому 22 марта принимается решение приостановить занятия до 30 апреля.
Так, оперативно реагируя на изменяющуюся обстановку, Совет пытается по возможности удержать университет от революционных потрясений. В сентябре 1908 года он снова обращается к студентам и «настоятельно просит студентов сохранять спокойствие и не нарушать правильного течения учебной жизни. Несоблюдение студентами условий, обеспечивающих надлежащий ход учебных занятий, грозило бы привести к последствиям неблагоприятным как для университета вообще, так и для начал университетского самоуправления, охранением и упрочением которых озабочен Совет университета».
Но революционный маховик набирал обороты, и в январе 1911 года, воспользовавшись тем, что в Московском университете имели место студенческие сходки, правительство ввело на его территорию войска и полицию. Выразив протест против этого, ректор университета А.А. Мануйлов, его помощник М.А. Мензбир и проректор П.А. Минаков заявили о своем намерении подать в отставку. Не дожидаясь их официального заявления, министр просвещения Л.А. Кассо уволил всех троих из университета. Протестуя против этого произвола, прошение об отставке подала часть профессоров и преподавателей. Министр уволил не только их, но более 130 человек, т. е. более трети профессорско-преподавательского состава университета. Среди уволенных были К.А. Тимирязев, Н.Д. Зелинский, П.Н. Лебедев, В.И. Вернадский и другие.
В этой критической ситуации Совет университета поддержал Мануйлова, Мензбира и Минакова и избрал депутацию в составе профессоров Л.А. Камаровского, Д.Н. Анучина и В.С. Гулевича для ходатайства в Министерство об их возвращении в университет. Позднее Совет ходатайствовал перед министерством и о разрешении принять обратно в университет студентов, уволенных министром, учитывая, что среди них есть и такие, которые непричастны к беспорядкам.
Несмотря на крайне напряженную обстановку, Совет не прекращал своей обычной деятельности. В эти же дни на своих заседаниях он, к примеру, рассмотрел и одобрил проект «Положения о Музее уголовного права» при юридическом факультете, утвердил состав Ломоносовской комиссии для торжественного заседания памяти Ломоносова, постановил принять участие в праздновании 100-летия со дня учреждения Общества любителей российской словесности, обсуждал вопрос о типографии и т. д.
Таким образом, в эти трудные годы Совет стал играть очень важную роль гаранта университетской стабильности, сочетая глубоко патриотичную гражданскую позицию с заботой о сохранении спокойствия и безопасности университета, основанных на сугубо академических принципах университетской автономии.
Буквально сразу после начала Первой мировой войны, 23 июля 1914 года, Совет провел экстренное заседание, на котором постановил: открыть клиники для приема раненых; предоставить под госпитали свободные помещения в бывшей университетской типографии; студентов-медиков старших курсов направлять на военную службу при клиниках и госпиталях, которые могут быть развернуты в университете; отчислять в пользу больных и раненых известный процент с получаемого профессорами и служащими университета жалованья, причем его размер предоставить определить каждому по его усмотрению.
В 1917 году революционная стихия врывается в здания университета: в аудиториях идут беспрерывные митинги, действует так называемая «студенческая милиция», которая раздает оружие. Тем не менее, Совет не прекращал своей деятельности. Сначала, в марте, он еще ходатайствовал перед министром о «принятии мер по очищению аудиторий… от этих организаций и сборищ», а в ноябре уже почтил вставанием память о погибших студентах.
Несмотря на бушующую политическую стихию в первые годы революции, Совет университета продолжает свою работу практически как ни в чем не бывало. Он по-прежнему решает вопросы профессиональной аттестации, учреждает новые кафедры, готовится к чествованию столетия И.С. Тургенева, а также изымает из названия университета слово «императорский», заменив его «государственным».
Вот несколько выписок из протоколов Совета за 1919 год. Мы хорошо представляем себе, что это за время. А в Московском университете — учреждается кафедра по хирургии челюстей и полости рта с одонтологической клиникой на медицинском факультете, кафедра почвоведения на естественном отделении физико-математического факультета. Петроградский университет приглашает в феврале 1919 года на публичное собрание по случаю столетней годовщины. Совет Московского университета постановил: приветствовать письменно.
А вот характерное свидетельство в протоколе Совета. На заседании 1 февраля 1919 г. СЛУШАЛИ (как видим, шаблон выписки практически не изменился): «г. ректор, указав на кризис с отоплением университетских зданий, причем температура в отдельных помещениях понизилась до -2–5 градусов, предложил обсудить вопрос: не следует ли сделать перерыв занятий до более благоприятных условий. При этом г. ректор указал, что в самые последние дни надежды на получение топлива улучшились. По обмене мнениями г.г. присутствовавшие постановили: отсрочить решение вопроса о перерыве занятий, предоставив ректору в отдельных случаях временно прекращать занятия, в зависимости от состояния температуры в помещениях».
В 1921 году, согласно Положению о высших учебных заведениях, принятому Советом Народных Комиссаров, в них вводились два органа управления: Правление и Совет. Правление было высшим органом, руководящим всей учебной и административно-хозяйственной деятельностью вуза, оно состояло из трех или пяти человек, назначаемых Главпрофобром. Совет состоял из членов Правления, членов президиумов факультетов, представителей профсоюзов и соответствующих наркоматов, а также представителя Губисполкома. Он занимался обсуждением дел общего характера.
До 1939 года, когда был утвержден Устав Московского государственного университета, Совет функционировал, если можно так выразиться, в тени Правления, хотя иногда принимаемые им решения оказывались судьбоносными для дальнейшего развития университета. Так, 7 мая 1938 года Совет рассмотрел вопрос «О генеральном плане капитального строительства МГУ». Цитирую протокол Совета: «Вследствие крайней тесноты и неприспособленности помещений в старых зданиях университета, условия для учебной и научной работы в настоящее время совершенно нетерпимы. При имеющемся контингенте в 4 413 человек невозможно разместить 181 студенческую группу в 75 имеющихся аудиториях. Состояние зданий университета весьма неудовлетворительное, как с точки зрения строительной, так и соответствия их своему назначению». Обсуждалось два варианта строительства. Вариант «А»: новый университет в короткий срок целиком строится на новой площадке в соответствии с планом реконструкции Москвы; существующие здания МГУ используются под музеи и лектории. Вариант «Б»: новый университет строится на существующей территории МГУ «с прирезкой соседних кварталов». Большинство членов Совета проголосовало за вариант «А». Профессор А.С. Серебровский предложил «искать площадку за Калужской площадью, в районе Ленинских гор, поскольку туда пройдет метро». Профессор Н.Д. Зелинский высказался за перевод на Ленинские горы естественных факультетов.
Забегая вперед, не могу не отметить большую роль, которую сыграл Ученый совет Московского университета при планировании нового комплекса МГУ на новой территории.
В октябре 1938 года Совет рассмотрел вопрос «Об Уставе Московского университета». Наркомат просвещения предоставил Московскому университету право выработать образцовый типовой устав. При этом было заявлено, что проект Устава МГУ будет заслушан в Наркомате просвещения первым, с тем чтобы на его основе разработать уставы других вузов.
В августе 1939 года был утвержден Устав Московского университета. То, что там написано про Совет, довольно близко к современному положению дел. Это касается, например, состава Совета, который формируется по двуединому принципу: одна часть входит в него по должности, другая — как выборные представители коллектива. Однако утверждался этот состав не ректором, как сегодня, а Всесоюзным комитетом по делам высшей школы при Совете Народных Комиссаров СССР.
Совет образца 1939 года был уже очень близок по своим полномочиям к сегодняшнему Ученому совету. Он рассматривал, как сказано в уставе, «принципиальные учебно-методические вопросы», обсуждал и утверждал «сводны
|
