|
№
42 (4060) |
«ЖИВАЯ ЖИЗНЬ» ПОЭЗИИ ТЮТЧЕВА
Федор Иванович Тютчев – поэт, философ, дипломат, историк, политик – мог бы прославиться в любой из этих ипостасей. Но вот уже почти 200 лет он удерживает место «величайшего лирика на земле» – как некогда назвал его Афанасий Фет. А ведь в жизни Тютчева был и такой период, когда его считали «поэтом для немногих». Правда, среди «немногих» были Пушкин, Некрасов, Тургенев, Достоевский, Добролюбов, Шевченко, Чернышевский, Фет. Лаконичное «без него жить нельзя» изрек Лев Толстой. Поэтический дар открылся у Тютчева в 12 лет – он успешно переводил тогда Горация. 16-летие юного поэта ознаменовано тремя событиями: увидела свет его ода «На Новый 1816 год», он стал членом Общества любителей российской словесности, поступил в Московский университет. Кандидатом словесных наук он вышел из университета уже через 2 года и был сразу зачислен чиновником в Коллегию иностранных дел, а вскоре юного дипломата послали за границу – на долгие 22 года! В 1836 году за подписью «Ф. Т.» пушкинский «Современник» публикует «Стихотворения, присланные из Германии», вызвавшие восторг и изумление Пушкина: любовь к природе родной России поэт выразил чудесной русской речью в маленьких шедеврах – «Люблю грозу в начале мая…», «Весенние воды», «Есть в осени первоначальной…», «Silentium!». Перерабатывая ранее написанную «Весеннюю грозу», Тютчев ввел строфу, которая наполнила живописную картину зрительными образами: Гремят раскаты молодые,
Поэт крайне взыскателен к каждому своему слову. В знаменитом «Silentium!» он признается: «Мысль изреченная есть ложь», ибо слово с трудом поспевает за движущейся мыслью и кипением страстей в душе. …На трагическую гибель великого Пушкина он отозвался проникновенными строками: Тебя ж, как первую любовь,
Увлечение в университетские годы философией Паскаля и Руссо находит отзвук в поэзии Тютчева десятилетия спустя. Слабой, но мыслящей тростинкой называет Паскаль человека – то же находим и у поэта. Но тютчевский «мыслящий тростник» еще и «ропщет», понимая свое бессилие «постичь законы бытия». А вот Руссо отвергает такие выводы: «Книга природы… понятна для всех умов». Эта мысль тоже близка поэту: в природе «есть душа, в ней есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык». …Дом Тютчева в Мюнхене притягивал знаменитые европейские умы. Философ Шеллинг считал поэта выдающимся человеком; у Гейне, своего лучшего друга, Тютчев находил созвучие не только нежности, но и иронии: А нынче мир весь как распался:
По возвращении в Россию Тютчев напишет стихотворение «Наш век», в котором слово из перевода Гейне «распался» заменит словом «растлился». Восприятие увиденного в России выражено в стихах, которые неоднократно цитирует Достоевский: Эти бедные селенья, эта скудная природа -
Поэт осознает необходимость перемен: Над этой темною толпой
Ему видится Россия, стоящая во главе славянской коалиции. Страстный призыв обращен к «славянскому миру»: «Сомкнись тесней!». Единство, – возвестил оракул наших
– возражает он «оракулу» Бисмарку. Когда говорят об особой роли России в мире, то обычно цитируют: «Умом Россию не понять… В Россию можно только верить». Но у Тютчева здесь звучит не тайное восхищение и гордость, а смятение чувств в то беспокойное время после поражения в Крымской войне и в период проведения «освободительных» реформ. Тютчева возмущает «глупость, развращенность и злоупотребления» правящих кругов. Лирику Тютчева часто называют философской, однако его стихи – это не изложение каких-либо философских систем. Здесь выражение внутренней жизни поэта, напряженной работы мысли и противоречивости волновавших его чувств – и все это облекалось им в художественный образ, поднимаясь на высоту философских обобщений. Идея тождества природы и человека – основное в лирике поэта. Но он мучительно осознает и трагическое различие между ними: природа вечна, а человек, «царь земли», – всего лишь быстро вянущий «злак земной». Гармонии, наступающей в природе после грозы, поэт противопоставляет боль утрат и душевную опустошенность после бурь, потрясающих внутреннюю жизнь человека. И я один, с моей тупой тоскою,
Чувством безысходности проникнута любовная лирика позднего Тютчева в стихах, объединенных в «денисьевский цикл», – это маленькие трагедии по силе выражения «страшного разъединения», «двойного бытия», в котором оказались поэт и его возлюбленная. Вся гамма чувств, все личное, пережитое поэтом, превратилось в лирическую исповедь человека, посетившего «сей мир в его минуты роковые» и стало вершиной мировой поэзии. Стихи Тютчева по-прежнему продолжают своей «живой жизнью», своим «стихийным бунтарством» тревожить умы и сердца. Н.Северикова,
|