|
№ 11 (4202)
апрель 2007 |
Рубрику ведет студентка МГУ
Полина Долина
dolpol_1@mail.ru
Ее звали Франческа
Среди маминых подруг она была самой легкой и беззаботной. Непонятно почему: с мужем почти сразу разошлась, семилетний Санька вечно болел, жила с ним и ворчливой бабулькой в крохотной гостинке… Но непослушные волосы весело разлетались по плечам, словно в них навсегда запутался ветер, а глаза вечно щурились в озорной улыбке. Казалось бы — с чего? Чего ей от жизни ждать — в тридцать пять-то? Но теть Аня только хихикала. Она была жутко несерьезной. Жутко. Так ей твердили все мамины «девчонки» (ну, которые для мамы девчонки, а для меня — тети).
Но мне было все равно — мне нравилось на нее смотреть. (Хотя — много ли я ее видела: они всегда закрывали дверь в мамину комнату, когда собирались у нас. И, наверняка, говорили про что-то страшно интересное… Но меня туда, понятно, не звали.) Она была не то чтоб особенно красивая, но смотреть было приятно. Весело. А когда я узнала, как ее зовут на самом деле… Я-то думала — Аня. Анна, значит. Ну, может, Антонина. Вариантов, в общем, немного. И тут…
Франческа. Ее звали — Франческа! Не знаю уж, какая фантазия пришла ее родителям, потому как итальянцами в их роду и не пахло… Но с тех пор я со сладким замиранием сердца следила за ней глазами — вот она так спокойно снимает плащ… так просто щелкает зонтиком… так ловко полощет чашки, подвязавшись цветастым (обычным, нашим!) передником… И все это с именем Франческа! Не какая-нибудь Ира-Лена-Таня — Франческа! Это было потрясающе.
Однажды «девчонки» ахнули: Анька снова собралась замуж. И, вдобавок, за человека на восемь лет младше ее. Представьте! В тот вечер дверь, от избытка чувств, позабыли прикрыть, и… в общем, я все слышала. Она, как всегда, куда-то опаздывала и торопливо стучала каблучками по платформе метро. Ей нравилось слышать это звонкое, умноженное мраморным эхом цоканье. А еще больше ей нравилось ее новое платье — шелковое, нежно-голубое, длинное и без затей — оно все летело вслед, все догоняло — и никак не могло угнаться за ней.
Когда он увидел ее, он подумал: ангел. Если бы ангелы могли спешить, они бы это делали именно так. И туника (или что там на них надето) только так трепетала бы вокруг ног, струясь от встречного воздуха.
Он вдохнул, еще вдохнул, и вдруг понял, что задохнется, если не догонит… В общем, через три месяца они пили колючее шампанское, а друзья-подруги говорили все те глупости, которые принято говорить на свадьбах. Он очень просил ее надеть его любимое, ангельски-голубое. Но Аня-Франческа настояла на своем: ей было неловко в этом признаваться, но так хотелось побыть невестой в белом — первый-то раз она выходила замуж в полуголодные студенческие времена, и ни о каком платье тогда и не мечталось…
За несколько дней до свадьбы Анька собрала подруг на «девичник». И, немного смущаясь, попросила:
— Вы только меня не выдавайте… Он на восемь лет младше меня и… В общем, я ему сказала, что мне не тридцать пять, а… на десять меньше.
Те ахнули:
— Вот дурочка! У тебя же в паспорте написано…
Но Анька хитро улыбнулась и вытащила из сумочки краснокожую паспортину. Там было черным по белому написано, что ей… позвольте! Что ей двадцать пять!
— Как это?! — изумлению подруг не было предела.
— Знакомая в нужном месте нашлась… А золотой ключ ко всякой двери подходит, — захихикала бесшабашная Анька. Она только засунула в рот конфету, и оттого щека у нее смешно оттопырилась. Анька безумно любила сладости.
Девчонки качали головами — удивленно и чуточку завистливо. Вот так она и шла замуж — «помолодев» на десять лет. Впрочем, она и выглядела на двадцать пять — и кому какое дело…
© Оксана Игнатьева
(Окончание в следующем номере)
|
