|
№ 23-24 (4214-4215)
август 2007 |
Родом из МГУ
Звезды Звездного городка
«Этих мы отбирали по состоянию здоровья. Следующий набор нормальный сделаем», — таков был ответ на пресс-конференции на вопрос об учете владения достижениями современной техники при зачислении в отряд космонавтов в 2003 году одиннадцати потенциальных покорителей космоса.
Вполне объяснимого негативного удивления самих космонавтов не последовало, лишь улыбки и смех. Это в очередной раз подтверждает бытующее в среде космонавтов мнение, что отбирают их по чувству юмора. «Чувство юмора — то качество, которое поддерживает нормальную обстановку в коллективе», — поясняет нынешний активный космонавт-исследователь, кандидат биологических наук Сергей Рязанский.
Пилотный рассказ о «космической» современности, жизни Центра подготовки космонавтов и деятельности выпускника биологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, старшего научного сотрудника Института медико-биологических проблем РАН, куратора школьных космических проектов, космонавта набора 2003 года Сергея Рязанского опубликован еще в июльском 21-ом номере «МУ».
Мы продолжаем. У космонавтов есть три основные специализации: испытатель (пилот корабля), инженер (техническое обслуживание системы) и исследователь (отвечает за состояние здоровья членов экипажа, проводит различные эксперименты по изучению поведения в условиях невесомости живых организмов). Сергей Рязанский является космонавтом-исследователем. Причем именно он в 2002 году был ответственным исполнителем эксперимента «Иммерсия», в рамках которого на протяжении месяца в бассейне, имитирующем невесомость, посменно жили испытатели. Вода накрывалась специальной непромокаемой тканью, в которую и проваливалось, зависая, тело человека. Центральной целью эксперимента являлась проверка эффективности действия специальных ботинок, имитирующих ходьбу. Практически эксперимент нацелен на обман организма. Так, на орбите космонавтам приходится заниматься на тренажерах, чтобы мышцы не атрофировались.
Разговоры о дальних пилотируемых полетах и достижении Марса не так давно вышли за пределы литературы фантастического жанра. Совсем скоро в Институте медико-биологических проблем РАН наконец стартует нашумевший проект «Марс-500». Он является своего рода пилотной репетицией полета на Марс. Экипаж из шести космонавтов проведет в специально построенных модулях около пятисот дней. Регламент прост: 250 дней займет полет к красной планете, 240 — обратный путь и в течение месяца будет идти работа на смоделированной марсианской поверхности. Однако это лишь планы… По крайней мере, сроки начала эксперимента переносили не единожды. Перед 500-дневной изоляцией экипажа, состав которого, кстати, еще обсуждается, пройдут двухнедельный и 105-дневный эксперименты. Какова их роль, в чем заключаются трудности претворения в жизнь самого проекта «Марс-500»? Почему человек решается стать космонавтом? Чувствуется ли поддержка космической отрасли? Вопросов, как всегда, много. На них подробно ответил полюбившийся уже, видимо, многим Сергей Рязанский:
«МУ»: Сергей, вы выпускник биологического факультета МГУ, кандидат биологических наук. Сейчас работаете старшим научным сотрудником в Институте медико-биологических проблем РАН. Расскажите о вашем жизненном пути.
С.Р.: Еще с начальной школы я знал, что буду биологом, занимался во многих биологических кружках. Обучался на кафедре вирусологии МГУ. Диплом писал в США, где четко понял, что применение своим знаниям я должен искать в России. Нашел именно то, о чем мечтал, хотя и не предполагал, что все это реально: связь биологии и космоса. С космосом у меня с детства «теплые отношения». Мой дедушка, М.С. Рязанский, был одним из главных конструкторов, которые создали всю нашу советскую космонавтику, являлся сподвижником С.П. Королева. Конечно, тогда все было секретно, но то уважение, которым в семье пользовался дед, и его любовь к делу, которым он занимался, всегда вызывали трепетные чувства. Я знал, что космос — нечто замечательное и неизведанное. Поэтому в 1996 году, окончив биофак и поступив на работу в Институт медико-биологических проблем, понял: это то, что я искал (Сергей защитил в ИМБП РАН кандидатскую диссертацию по специальности «Авиационная, космическая и морская медицина» — «МУ»). Конечно, в то время я не предполагал о возможности подать заявление в отряд космонавтов.
«МУ»: Как возникла такая идея?
С.Р.: Научную работу института мы совмещали с участием в различных экспериментах, в которых тестировалась бортовая аппаратура, бортовые методики для дальнейшей работы с ними на станции. Испытателей, которые проходили данные эксперименты, тщательно тестировали по состоянию здоровья. Я оказался среди этих испытателей. В то время дирекция обратила внимание на нашу группу и предложила мне написать заявление в отряд космонавтов, что я и сделал в 2000 году. Ожидание окончательного решения длилось довольно долго, в итоге я попал в набор 2003 года. К сожалению, единственный из ИМБП.
«МУ»: Какие вузы занимают лидирующее место по «предоставлению» кадров для современной российской космонавтики?
С.Р.: Есть два основных вуза, которые воспитывают наших космических инженеров. Это МАИ и МГТУ им. Н.Э. Баумана. В нашем наборе два представителя Бауманки, один выпускник МАИ. К сожалению, в отряде лишь один представитель МГУ. Надеюсь, что в скором времени ситуация изменится. Ведь если на первом этапе строительства станции в основном задействованы инженеры и командиры кораблей, то на следующих этапах приоритетными являются научные исследования. Надеюсь, к тому времени, когда станция станет действительно научной, а не просто стационарной базой для размещения туристов, число представителей МГУ, работающих на станции, возрастет. Посудите сами, образование, полученное в МГУ, — это фундаментальное образование. Даже мне, человеку с образованием биолога, которое априори не подразумевает серьезных знаний математики и физики, сформированный в университете базис позволил проходить общекосмическую подготовку на уровне инженерных специальностей, а не как это было раньше, когда все космонавты-исследователи проходили подготовку на облегченном уровне. Если честно, я первый исследователь, который прошел подготовку по общему инженерному уровню.
«МУ»: Насколько мне известно, подготовка космонавтов проходит в течение шести лет в три этапа?
С.Р.: Два года занимает общекосмическая подготовка. Это базовое космическое образование (за время получения этого базового образования Сергей сдал около 160-ти зачетов и экзаменов — «МУ»). Следующий этап — подготовка в группе, которая растягивается на разное количество лет. Кто-то проходит второй этап 18 лет, кто-то — 10, кто-то менее года. Потому что третий этап — это период подготовки в экипаже. То есть промежуточный этап, когда ты являешься сертифицированным космонавтом и ожидаешь своей очереди включения в экипаж, может тянуться довольно долго. Все зависит от уровня подготовки самого человека, от различных обстоятельств, политических и экономических факторов. В 2000 году я участвовал в составе седьмого экипажа в эксперименте SFINCSS и провел в «наземном космосе» 28 суток. Работал испытателем. Мы тестировали новые средства профилактики для МКС, которые Павел Виноградов затем опробовал уже на борту. Жили в макете космического корабля на Земле.
«МУ»: Я знаю, что, помимо исследовательской работы, вы курируете школьные программы. В чем они заключаются?
С.Р.: Это работа с детскими образовательными проектами, которые ведутся в различных организациях. В частности, я принимал участие в конкурсе «Эксперимент в космосе», который проводился при кураторстве МГУ им. М.В. Ломоносова и корпорации «Энергия». В конкурсе отбирались научные эксперименты, которые возможно поставить на борту космической станции. Параллельно возникла идея некоторым номинантам помочь, поскольку их эксперименты действительно реально осуществить на спутнике «Фотон-М», который будет запущен в сентябре 2007 года. Таким образом, мы сможем дать шанс ребятам создать своими руками научный эксперимент. Я считаю, что такие проекты очень важны для популяризации знаний о космосе, отрасли как таковой, поскольку это — перспективное направление в деятельности нашего государства.
У нас есть немало задумок для дальнейшего развития этого проекта: возможное участие с детскими экспериментами на борту МКС, участие в новых спутниковых программах, наземные испытания, которые также возможно проводить в моделируемой невесомости. К сожалению, на сегодняшний день отсутствует государственная программа в этом направлении.
«МУ»: Возможно ли сотрудничество с МГУ в рамках таковых проектов?
С.Р.: Очень надеюсь, что подобного рода проекты войдут в общую программу сотрудничества нашего университета и Российского космического агентства. К примеру, в проекте биоспутника будут принимать участие ребята из лицея СУНЦ при МГУ. Вероятно, в будущем мы сможем заинтересовать и студенческие коллективы. Я стараюсь привлечь учащихся к тем проектам, куда действительно есть возможность вклиниться. Где взрослые ученые, понимая важность образовательных проектов, могут «подвинуться», подпустить молодежь к себе, отдав какое-то место на спутниках, грузопоток, который нам нужен для «поставки» науки в космос.
«МУ»: Есть ли уже какие-то идеи, наработки, планы по возможному сотрудничеству с МГУ?
С.Р.: Участие университета в различных проектах может быть достаточно широким. Научное кураторство преподавательского состава, студентов и аспирантов МГУ было бы крайне полезно для проектов, ориентированных на школьников. К примеру, студенческие коллективы могут принимать активное участие в проектах на биоспутнике и даже работать со своими разработками как полноправные участники на МКС. С другой стороны, такого рода проекты достаточно сложны и комплексны. Если бы существовала официальная образовательная программа, сотрудничество с конкретными лабораториями, имеющими собственные научные эксперименты, поставленные на борту станции, взаимовыгодная полноценная работа стала бы гораздо проще.
Повторюсь, возможности для образовательного сотрудничества широки. В частности, среди российского отряда космонавтов нередко обсуждается идея привлечения ученых, аспирантов, студентов к созданию системы проведения уроков из космоса. Кстати, такой проект существовал в Советском Союзе, но сейчас, в связи с хорошим компьютерным оснащением многих школ, реализация его стала реальной. Получается, что инициатива есть, но не хватает продуманности идеи. К примеру, наши американские коллеги достаточно часто используют орбитальные ресурсы для ведения образовательных передач с борта станции. Причем они записывают уроки различной тематики: от физики, химии до географии и экологии. Ведь одно дело, когда ученый рассказывает по карте, и совсем другое, когда космонавт преподносит информацию, глядя в иллюминатор.
«МУ»: В одном из интервью вы сказали, что самым главным качеством для космонавтов является чувство юмора. Каковы все-таки важнейшие критерии отбора космонавтов?
С.Р.: Существуют два наиболее важных критерия: хорошее здоровье и высокий профессиональный уровень, будь то пилот, инженер или ученый. Человеческие качества космонавта не менее важны: умение работать в коллективе, в тяжелых условиях.
«МУ»: Расскажите о тренировках. Что вам нравится, что нет?
С.Р.: Тренировки бывают разные, в основном, это, конечно, учеба. Причем так я еще никогда не учился: ни в школе, ни в МГУ. Очень много технических дисциплин. Нравится дифференцированность подготовки в группе. Это и научная подготовка, и медицинская на базе НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского, и подготовка по различным инженерным системам в ЦПК (полеты на невесомость, пилотирование, различного рода выживания, ежегодные парашютные сборы, которые я очень люблю).
«МУ»: Насколько мне известно, парашютные прыжки вам раньше не нравились. Почему возникла такая любовь к парашютному спорту?
С.Р.: Изначально человек имеет собственное мнение, основанное на первых впечатлениях. Я слышал, что прыжки с парашютом — это здорово. С другой стороны, говорили, что очень страшно. Кроме того, я начинал прыгать не по своей воле. Фактически это был добровольно-принудительный процесс. Подготовка в ЦПК началась именно с парашютных сборов, причем приходилось совершать по три-четыре прыжка в день, что для меня, как человека неопытного, было достаточно тяжело. Ведь в прыжке ты должен выполнять еще определенные задачи. До открытия парашюта мы ведем в свободном падении репортаж, решаем различные задачи. Психологи на земле затем расшифровывают наши магнитофонные записи и анализируют ход рассуждений. Конечно, нагрузка достаточно серьезная, как физическая, так и моральная.
Но прыжки хороши тем, что они абсолютно нефизиологичны. Чтобы человек правильно падал, ему нужно полностью расслабиться. При любом страхе и волнении человек напрягается. Причем наши врачи говорят, что человек, который не волнуется и не боится прыгать, является клиентом психиатров, а не психологов. То есть волноваться и бояться надо.
Но когда ты выходишь из вертолета, любая напряженная конечность оказывается своеобразной лопастью винта, которая тебя закручивает. Нужно, переборов свое напряжение и стресс, расслабиться. Фактически необходимо уметь полностью управлять собственными эмоциями. Благо, в какой-то момент у меня это получилось. Одновременно пришло понимание, что прыжки с парашютом — это красота и это мое.
«МУ»: Если человек никогда не прыгал с парашютом, что самое главное при первом прыжке?
С.Р.: Выполнить все так, как учили инструктора. У парашюта есть горизонтальная скорость и вертикальная. При прыжке нужно разворачиваться против ветра. Если инструктора что-то говорят, они делают это не просто так. О возможности перелома ноги, руки никто упоминать не будет. Зачем пугать человека?
«МУ»: Что вам не нравится в тренировочном процессе?
С.Р.: Занятия в классе с грудой технической литературы. В силу того, что я человек очень активный и подвижный, мне больше нравится работать руками: выполнять упражнения на тренажерах, в скафандрах, работать с различной аппаратурой, проводить эксперименты. Зубрежка же теории, особенно инженерной направленности, конечно, утомляет куда больше, чем серьезные физические нагрузки. Хотя за два года я оказался настолько надрессирован, что справляюсь с этим уже легко.
«МУ»: По словам психологов, космонавты являются людьми-лидерами. Но когда в экипаже одни лидеры…
С.Р.: Задача космического экипажа заключается не в поиске лидерства, а в том, как совместить сильных по духу и характеру людей, которые должны работать как единое целое.
«МУ»: Год трудового стажа космонавта официально считается за два. Многие ли уходят, доработав до пенсии?
С.Р.: Считается, что космонавт может претендовать на получение пенсии после выработки определенного стажа. Фактически это 11-12 лет реальной работы. Добровольно уходят немногие.
«МУ»: Получается, что целью жизни космонавта является полет. Но если человека не возьмут в экипаж? Жизнь не удалась?
С.Р.: Это достаточно больной вопрос для космонавтов нелетавших. Кто-то остается работать инструктором, помогая в подготовке молодому поколению. Кто-то уходит в совершенно не смежную с космонавтикой область. Конечно, несостоявшийся полет является для космонавта трагедией. Тем более, когда потрачено столько сил и времени на стремление к достойной цели. Не цели купить квартиру или машину, а цели по-настоящему глобальной.
Есть однозначная статистика, что лишь 50% космонавтов летают. Очень многое зависит не от человека, а от внешних обстоятельств и факторов.
Беседу вела Надежда Пупышева
Окончание — в следующем номере
|
