|
№ 29 (4188) |
Университетский дом на Моховой
Начало следующего 1787 года было ознаменовано новыми щедротами Императрицы, умножившей годовой доход университета суммой в 9 тыс. рублей. 5 апреля 1791 года был освящен устроенный в правом флигеле университетский домовый храм во имя Св. Великомученницы Татианы. Митрополит Московский Платон сказал по этому случаю слово: «Ныне освятили мы храм сей; а через то … училище наук и училище Христово соединились: мудрость мирская, внесенная во святилище Господне, становится освященною: одно другому спомоществует; но при том одно другим утверждается. Свет малый и свет великий происходят от единого Отца Светов. Прекрасное зрелище, когда дикая маслина, будучи привита к маслине тучной и благоплодной, делается и сама плодоносною».
Строение заложенного в 1786 году здания продолжалось семь лет. Его отличительной чертой была функциональность: аудитории, библиотека, музей, жилые нумера, столовая — все было продумано, пронизано духом «державности» и подчинено идее воспитания просвещенных и сознательных подданных. В университете разворачивались естественно-научные исследования, были организованы кафедры опытной физики (П.И. Страхов) и прикладной математики (М.И. Панкевич). Создан Музей естественной истории. С большой теплотой относился директор Павел Иванович Фонвизин к университетской молодежи, радел о ее нравственном и физическом развитии. Продолжал функционировать основанный еще в 1781 году студенческий научно-просветительский кружок «Собрание университетских питомцев».
Зимой, на святки, ко всеобщему удовольствию выступал поощряемый директором университетский театр, играя комедии, музыкальные спектакли и даже оперы. На масленицу были маскарады с приглашением начальства, профессоров, учителей и родственников. По воскресеньям собирались на концерты и танцы. Иногда университетским гимназистам случалось «выходить на лед» и участвовать в кулачных боях против семинаристов или учеников Духовной академии, защищая честь своей alma mater. Но студенты, как получившие шпаги, должны были «вести себя благородно и избегать подобных игрищ». 
***В 1805 году отпраздновал Московский университет свой полувековой юбилей. Утром все собрались в Актовом зале, откуда потекли в университетскую церковь, где была совершена Божественная литургия. В 5 часов пополудни университетский хор исполнением кантаты на музыку композитора Кашина открыл торжественный акт в большой аудитории Главного здания. Присутствующих приветствовал ректор Харитон Андреевич Чеботарев. От всех четырех отделений были говорены речи. От нравственно-политического профессор Рейнгард произнес речь «О плодах, каких можно ожидать от университетов, основанных или которые будут основаны в России», а профессор Цветаев — «О взаимном влиянии наук на законы и законов на науки». От физико-математического отделения профессор Гольдбах сказал слово «Об успехах, сделанных Россией в математике» и профессор Фишер — «Об истинной цене кабинетов, состоящих из достопамятнейших предметов натуры, и о пользе их для народного просвещения». От врачебного отделения профессор Венсович говорил «О врачебной антропологии», от словесного — профессор Сохацкий «Торжественное слово» и профессор Мерзляков — «Оду».
Четверть века прошло со дня закладки Университетского дома на Моховой. Все так же текла Неглинка навстречу Москве-реке, как вдруг в осеннем небе выросла красная комета, угрожая предлинным хвостом и наводя тоску на москвичей. А еще через год, в сентябрьское утро 1812 года, уже не стаи скворцов, а полчища супостата подтягивались к стенам Кремля. Университет под руководством ректора Ивана Андреевича Гейма спешно эвакуировался, в городе остались только работники типографии, располагавшейся у Петровских ворот. Позже они вспоминали: «2-го сентября, в четвертом часу пополудни, потянулась мимо типографии от Тверских к Петровским воротам французская конница с обнаженными саблями. А поскольку незадолго до этого времени распущены были по Москве слухи, что скоро вступят в нее английские вспомогательные войска, то некоторые из типографских служащих приняли проходившую мимо французскую конницу за союзную, английскую, и спрашивали у солдат и офицеров: „А далеко ли неприятель?” — те все молчали. Наконец, один всадник, видимо, поляк, махнул грозно саблей и заорал по-русски: „Мы и есть неприятели!”».
16 сентября запылала Москва. Огонь не пощадил университетских зданий. От Запада приняв науку и добросовестно возделав ее у себя, от него же принял Университет меч и огонь…
В 1812 году перед самым вступлением неприятеля в Москву, известный российский архитектор, действительный статский советник и кавалер Матвей Федорович Казаков, избегая злобы врага, принужден был удалиться из Москвы в Рязань. Удрученный старостью и общеполезными трудами, он до сего времени около шести лет по болезням своим не оставлял постели. Горестная молва о всеобщем московском пожаре достигла и до его слуха. Весть сия нанесла ему смертельное поражение. Посвятив всю жизнь свою зодчеству, украсив престольный град величественными зданиями, он не мог без содрогания вообразить, что многолетние его труды превратились в пепел и исчезли вместе с дымом пожарным. В сих горестных обстоятельствах скончался он 26 октября на 75-м году от рождения на руках детей своих». (Русский Вестник. — М., 1816, № 11) (Продолжение следует) Материал подготовил зав. кафедрой ИСАА Владислав Ремарчук
Литература:
«Московский университет вырос в своем значении вместе с Москвою после 1812 года; разжалованная императором Петром из царских столиц, Москва была произведена императором Наполеоном (сколько волею, а вдвое того неволею) в столицы народа русского. Народ догадался по боли, которую чувствовал при вести о ее занятии неприятелем, о своей кровной связи с Москвой. С тех пор началась для нее новая эпоха. В ней университет все больше и больше становился средоточием русского образования».
«Жизнь моя, по всей вероятности, приближается к желаемому мною после столь жестокого злополучия концу... Так что совершенно ко всему, кроме работы и споспешествования ко благу университета, равнодушен». |
||||||||||||||||||
Неглинка, как обычно в этом месте, оживлялась в предчувствии встречи с Москвой-рекой. Ее подернутые холодной утренней рябью воды едва отражали исчезающую в первых лучах восходящего солнца картину ночного неба. Август и сентябрь деловито сжимали друг другу десницы, и ладонь первого ощутимо стыла в этом рукопожатии…
